Один процент риска
Шрифт:
– Работает, наверное, - предположил Чумак.
– Появилась какая-то светлая мысль и хочет довести ее до конца. Между прочим, я в такие минуты кого угодно могу послать ко всем чертям.
– У него был очень странный голос, - сказала Наташа. Понимаете, будто он нездоров. Но зачем же тогда запирать двери?
– Не будем гадать, лучше спросим у него самого, - сказал Панин, вылезая из своего гамака - он всегда поднимался последним. Остальные уже успели сделать гимнастику, умылись и готовились к завтраку.
Панин ловко, через спинку, сел в кресло перед видеофоном, набрал номер. Но по экрану лишь
– Вот еще новость. Отключился он там, что ли?
– У меня было то же самое. Говорили по телефону, - сказала Наташа.
– Ничего не понимаю.
– Сейчас поймем. Сережа? Что у тебя с камерой? Повреждена? Так это мы мигом… А зачем Наташу пугаешь? Что? Хорошо, слушаю.
Наступило долгое молчание. Панин плохо умел скрывать свои чувства, и его круглое веснушчатое лицо отражало их достаточно наглядно: тревога, растерянность, испуг… Наташа часто задышала, так сдавила спинку кресла - побелели косточки пальцев. Кларк застыл в неудобной позе, забыв про тихо жужжащую электробритву. Только Чумак ничем не выдавал волнения.
– Все понял, - сказал наконец Панин.
– Сейчас передам. Но они не согласятся.
Он помолчал, вздохнул. Потом взъерошил светлые волосы и будто прыгнул в ледяную воду:
– Случилась беда. Метеорит. Попал прямо в рубку и застрял в блоке связи. Земля нас больше не слышит…
Снова пауза. Казалось, Панин обдумывает, как смягчить удар.
– Да говори ты!
– не выдержала Наташа.
– Что, и «Лада» отказала?
Кларк усмехнулся. Наивный вопрос - если выйдет из строя киберпилот, который космонавты ласково называют «Ладой», двигатель тотчас остановится. Наступит невесомость, и это нельзя не заметить.
– Все остальные системы в порядке, - сказал Панин. Но… метеорит оказался не простым. Он был заражен.
– Радиоактивность?
– приподнялся Кларк.
– Нет. Какие-то неземные споры. А в тепле они ожили. Стали размножаться неизвестные микробы.
– Сережа заболел?
– быстро спросила Наташа.
– Не знаю. Но он сказал, что никого не пустит к себе до конца.
– Какого конца? Что за чушь? И потом микробы - по моей специальности. Тем более чужие. Я должна быть там!
– Сейчас моя вахта, - сказал Кларк.
– И я пойду туда. Командир не имеет права…
– Подождите, - остановил Чумак.
– Мы же можем поговорить с ним все вместе. Принеси-ка микрофон, Витя.
Несколько минут прошли в молчании. Все смотрели, как Панин торопливо монтирует приставку к видеофону.
– Сережа?
– негромко окликнул Чумак.
– Мы хотим слышать тебя все. Включи динамик. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, - раздался под потолком приглушенный голос Кострова.
– Неправда, - прошептала Наташа.
– Он обманывает. Я по голосу чувствую - ему плохо.
– Спокойно, Наташа. Сергей, я говорю от имени всех нас. Тебе немедленно надо покинуть рубку. Даже если ты сейчас здоров, заболеть можешь в любой момент. Не упрямься.
– Нет. Открыть двери - значит заразить весь корабль.
– Не страшно. Мы наденем скафандры. В каюте Наташи устроим изолятор, а на корабле проведем полную дезинфекцию.
– Мы не можем знать, какое средство их убивает.
– В конце концов скафандры можно не снимать до самой Земли…
–
Послушайте меня, друзья. Видите ли, это очень непростые микробы. Им почему-то особенно пришелся по вкусу наш форолит. От него останется одна пыль. И фторопласт они разрушают. И полиамид, и полиэтилен. Вот и делайте теперь выводы.Кларк протяжно свистнул.
– Сережа, - тихо сказал Чумак.
– Только честно: они и для человека опасны?
Динамик молчал. Наташа уронила голову в ладони, всхлипнула. Панин хотел положить ей на плечо руку, но остановился на полдороге, застыл в нелепой позе. На лице Чумака четко обозначились скулы.
– Еще четверть часа назад, - сказал наконец Костров, - я ответил бы, что да, опасны. Сейчас говорю - не знаю. Я обнаружил их у себя в крови. Но только что делал повторный анализ, и вижу: их стало гораздо меньше. А вне тела они размножаются с бешеной скоростью. Видимо в организме вырабатывается какое-то противоядие. И самочувствие у меня улучшилось. Сначала была тошнота, слабость, кружилась голова. Теперь легче. Короче: оснований для беспокойства нет. Пока нет.
– Введи себе ультрамицид, - подняла Наташа мокрое лицо. Он должен помочь. И, пожалуйста, будь осторожен. Не касайся руками зараженных предметов. Слышишь, Сергей?
– Я осторожен, как хирург. Не надо бояться за меня. И договоримся так. Сейчас я попытаюсь выяснить, чего они больше всего не любят. Перепробую всю аптечку. Может быть, найду на них управу. Подождите минут десять. Как только будет что-нибудь новое - вызову сам.
Динамик щелкнул, и наступила тишина.
– Мальчики, что-то теперь будет?
– спросила Наташа.
Ей никто не ответил.
Все оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал. И хуже. Ни один из лекарственных препаратов не оказывал на чужих микробов ни малейшего действия. Даже ультрамицид, мгновенно убивающий почти всех земных бактерий, оказался для них не страшен. В его капле лиловые зерна делились как ни в чем ни бывало. Мощный поток ультрафиолетовых лучей только ускорял их размножение. Лишь в кипятке зернышки превращались в мельчайшие бесцветные крупицы - споры. Окончательно разрушались они при температуре около тысячи градусов. Но не мог же он прожечь каждый квадратный сантиметр своей рубки?
Костров работал с четкостью и быстротой автомата. Но все острее, назойливее становились тревожные мысли. Он представлял, как томятся сейчас товарищи, как переживает Наташа, и снова хватала за сердце ледяная лапа. Самое страшное ощущение - сознавать собственное бессилие перед врагом!
А крошечные враги наступали. Ржавые чернильные разводы появились на стенах, на потолке, на приборах. Вместе с воздухом микробы рассеялись по всей рубке, и всюду они жадно набрасывались на пластмассы.
Это как цепная реакция, думал Костров. Если скорость их размножения не замедлится, через несколько часов все вокруг превратится в фиолетовую пыль. И никак не задержать слепой поток разрушения. Корабль на девяносто процентов состоит из пластиков. То, чем гордились конструкторы, оказалось самым уязвимым местом!