Один шаг между жизнью и смертью
Шрифт:
– Ни пуха, – пожелал Арцыбашев, когда машина, выехав из ангара, на секунду притормозила.
– К черту, Митрич, – ответил Стас. – Ждите, мы мигом.
Глядя вслед удаляющейся “девятке”, Арцыбашев подумал, что все ведут себя так, словно собрались на пикник, но в последнюю минуту вспомнили, что не купили водки, и отправились за ней. Он закурил, вернулся в ангар, закрыл ворота и, подойдя к своему мотоциклу, с натугой снял с багажника средних размеров кожаную сумку. Прежде чем открыть ее, он докурил сигарету до конца и тщательно затоптал окурок.
Был конец августа. Часы на запястье Арцыбашева показывали четверть пятого. До перестрелки возле банковского броневика оставалось чуть больше часа.
Напарником Юрия был ворчливый толстяк,
Проходя по коридорам банка в компании Бори, Юрий частенько ловил на себе насмешливые взгляды. Боря был ворчун и растяпа, которому никогда не доверяли ничего более ответственного, чем сбор выручки с овощных магазинов, и Юрию потребовалось время, чтобы осознать простую истину: коллеги невольно отождествляли его самого с напарником. Так сказать, скажи мне, кто твой друг…
Уяснив для себя этот неутешительный факт, Юрий только пожал плечами: в конце концов, все было правильно. Куда еще послать новичка? Боря был чем-то вроде пробного камня, и водитель броневика, который обслуживал крупные перевозки, добродушный зубоскал Мишка Сафонов, однажды прямо сказал Юрию:
"Ты, браток, не бери в голову. Просто у нас порядок такой. Если ты в одной упряжке с Борей полгода продержишься, значит, работать тебе у нас до пенсии. Всему свое время. Тем более, стреляешь ты классно, и с Арцыбашевым, как говорится, не разлей вода”.
Юрий пропустил широкий кожаный ремень сквозь петли на кобуре и рывком затянул его на талии. Тяжелая кобура привычно легла на бедро. Рядом с ним Боря с лязгом захлопнул дверцу шкафчика и стал звенеть связкой ключей, что-то невнятно бормоча и поминутно поминая чью-то мать.
– Что? – спросил Юрий, которому это надоело. Он уже успел хорошо изучить Борю и знал, что, если заставить того два или три раза повторить тирады, толстяк окончательно раздражится и наконец замолчит.
– Я говорю, пойду проверю машину, – более внятно повторил Боря. – Не тянет ни хрена, мать ее. Это же надо было додуматься – “Ниву” бронировать! Она и так еле ползает, а тут еще столько лишнего железа. Козлы, мать их, нормальную машину не могут купить, а мы из-за них должны жизнью рисковать…
Юрий уже знал, что Боря проработал инкассатором двадцать пять лет и за все это время ни разу не подвергся нападению. Поэтому он с легким сердцем пропустил Борины слова мимо ушей и принялся поправлять галстук перед укрепленным внутри шкафчика осколком зеркала.
– Кстати, – сказал Боря перед тем как уйти, – в разбитое зеркало смотреться нельзя. Говорят, плохая примета. Помереть можно.
Юрий сплюнул. Ну что за человек! Там, в Грозном, он знал одного такого. Тот был майором спецназа, профессиональным воякой, бесстрашным человеком и ворчуном, который шел через огонь и смерть, недовольно бормоча, и оставался целым там, где не выживал никто. Как будто смерть специально обходила его стороной. Майора сторонились, идти с ним на задание считалось плохой приметой, и примета эта, к сожалению, чаще всего оказывалась верной. Справедливости ради стоит заметить, что в бою майор не щадил себя и всегда делал все, чтобы вытащить своих товарищей из огня, а когда они все-таки оставались там, ходил чернее тучи. В конце концов он подорвался на мине, да так, что от него мало что нашли, и Юрий часто думал потом: а было ли это случайностью? Быть может, хмурый майор просто устал?
Он
запер шкафчик и вышел из раздевалки, напоследок приветственно махнув рукой в сторону окошка оружейной комнаты. До выезда на маршрут оставалось еще минут сорок, и можно было немного посидеть в комнате отдыха рядом с гаражом, наблюдая, как ребята режутся в домино, а то и успеть обставить кого-нибудь в шахматишки. Было бы неплохо выпить кофе, но на днях какой-то умник спер из комнаты отдыха кофеварку. Случай был совершенно дикий, и все ужасно возмущались и размахивали руками, грозясь вычислить злоумышленника и оборвать ему все на свете. Шум стоял примерно полчаса, а потом все как-то незаметно улеглось, забылось, и любители кофе начали таскать из дому термосы. О кофеварке больше не вспоминали, словно ее и не было. Юрий не очень удивился: он видел, как крали танки, и воров никто не пытался найти.В длинном коридоре, где не было ни одного окна, под потолком жужжали и подмигивали лампы дневного света, а подошвы звонко постукивали по кафельной плитке, Юрия перехватил Мишка Сафонов. Филатову нравился этот низкорослый и щуплый, похожий на черного жучка парень, относившийся легко и весело ко всему, кроме своей работы. В том, чтобы головой отвечать за чужие деньги, Михаил Сафонов не находил ничего веселого и тем более интересного. Еще меньше веселья вызывала в нем перспектива погибнуть за несколько матерчатых мешков с разрисованной водяными знаками бумагой, и потому на работе Мишка всегда был внимателен, осторожен и готов к любым неожиданностям. Юрий находил, что это единственно правильный подход, и не понимал Борю, который мог, поджидая ушедшего за деньгами напарника за рулем машины, жевать хот-дог, сжимая булочку с сосиской в правой руке, а левой ловя вытекающий кетчуп. Правда, Сафонов, в отличие от Бори, пережил два нападения и собственноручно уложил одного из грабителей наповал.
– Заворачивай оглобли! – весело закричал он Юрию вместо приветствия. – Придется твоему Боре сегодня кому-нибудь другому мозги компостировать.
– Не шути святыми вещами, – сказал Юрий, и Сафонов разразился довольным хохотом.
– Какие шутки! У меня горе. Михей тухлых консервов нажрался, час назад из больницы позвонил – так, не поверишь, будто с того света, еле языком ворочает…
Михей был напарником Сафонова. Оба они были Михаилами, так что для удобства их окрестили Михеем и Мишкой. Если же кто-то имел в виду не какого-нибудь отдельного Михаила, а их экипаж в целом, говорили просто: М2. Они ездили на неуклюжем с виду, похожем на коробку из-под обуви броневике “рено”, вызывая черную зависть коллег. Броневик, на взгляд Юрия, действительно был хорош: этакий сейф на колесах, который так сразу, с налету, не очень-то и возьмешь, да еще в городе, где навалом милиции, спецназа и Бог знает кого еще.
– Ну, а я здесь при чем? – спросил Юрий.
– Ас кем, по-твоему, я должен в Мытищи ехать?
– Погоди, а как же Боря?
– А ты что, уже соскучился? Боре тоже кого-нибудь дадут, не переживай.
– Постой, – сказал Юрий, – я не совсем понял: это чей-то приказ или ты сам так решил?
– Это не я решил, – ответил Сафонов, – это твой друг-приятель, их величество Арцыбашев соизволил распорядиться.
– Арцыбашев? Он что, рехнулся? Что он сказал?
– Он сказал, что поездка очень ответственная и что он не может доверить четыре миллиона баксов кому попало. А тебе он верит. Насколько я понял, он тебе доверяет больше, чем мне. Так что, по идее, ты и за мной должен присматривать, чтобы я ненароком не уехал вместе с бабками в какую-нибудь Швамбранию прямо на броневике.
– Бред какой-то, – искренне сказал Юрий. – Четыре миллиона?
– Тише, не ори. Это военная тайна, доверенная мне под большим секретом. Не четыре, а четыре с половиной. Я вот тут все думаю, думаю: может, все-таки махнем в Швамбранию? С такими деньгами все телки будут наши.
– С такими деньгами наши будут не телки, а быки, – ответил Юрий. – И ровно столько времени, сколько нужно, чтобы хорошенько прицелиться. А почему он мне сам не сказал?
– Спешил куда-то. Велел найти тебя, проинформировать, проинструктировать и вообще поменять подгузники. Да, и еще пожелать удачи.