Один шанс из тысячи
Шрифт:
— Нормально, — ответила девочка.
— Молодец. Едем дальше…
Оставшийся путь они проехали без происшествий…
— Кажется, здесь.
Алексей выбрался из авто и, вытащив геодезический приемник, принялся определять направление на первый флибр-генератор. Второй, завершив измерения, он установил перед машиной, метрах в пяти от бампера. Как любому учёному, ему было интересно, что происходит, когда прибор включен. Зрелище, действительно, уникальное, но все, кто его наблюдал, уже ничего не могли рассказать…
После «выстрела» прибор неожиданно замерцал всеми цветами радуги. Он то расплывался в воздухе, то вдруг становился контрастным и чётким. Трифонов следил
Момент перехода Алексей всё-таки пропустил. В глазах заслезилось, учёный моргнул и…
— Ой! Где это мы? — ойкнула Лиза.
Вокруг была темнота.
— Приехали, — пробормотал Трифонов, заводя двигатель и включая фары.
Галогеновый свет выхватывал только снежное поле и ледяные торосы.
Приемник ГЛОНАСС не работал, сеть в телефоне отсутствовала, компас безбожно «врал». Только на часах по-прежнему светилось пятнадцать ноль шесть, а подвешенная на гиростабилизаторе чугунная стрелка продолжала указывать нужное направление.
Алексей нацепил на голову гарнитуру ПНВ и вновь выбрался из машины.
Еще пару минут назад вдали виднелись дома, трубы, столбы, опоры ЛЭП, другие приметы цивилизации. Сейчас ничего этого не было. Со всех сторон на расстоянии около километра заснеженную равнину окружали лишь чахлые деревца и кустарники.
— Приехали, — повторил Трифонов, сдвигая на лоб очки-тепловизор. — Сработала, значит, хреновина… Вашу мать…
Эпилог
'День 150 (11 ноября, понедельник).
Возможно, эта запись будет последней. Возможно, нет. Что произойдет через пару часов, не знает никто. Я, в том числе. Тем не менее, надеюсь на лучшее, благо, к этому есть все предпосылки.
Жизнь временами преподносит такие сюрпризы, что только диву даёшься.
Ещё вчера даже подумать не мог, что стану, наверное, самым счастливым человеком на свете, а сегодня просто пожимаю плечами, понимая, что иначе и быть не могло.
Вчерашнего вечера, прямо скажу, ждал с содроганием. Набор препаратов от доктора Свиридова подошёл к концу. Последняя таблетка. Последняя — исключительно по моей вине. Должно быть еще два блистера, а это целых шестнадцать капсул, но я их, вот ведь урод, где-то посеял. Где и когда, не помню. Но это неважно. Важен результат — курс лечения завершить невозможно. Как после этого смотреть Лизе в глаза? Как объяснить?
Словом, решил сказать правду. А что ещё оставалось?
Достал таблетку и начал мямлить, что, мол, такие дела, было еще шестнадцать, но, где они, фиг знает, найти не могу, надо что-то придумать, но ты не волнуйся, всё будет хорошо, ну, и так далее. Говорил, говорил, а на душе было так погано, так плохо, хоть волком вой.
Лиза слушала меня пару минут, потом неожиданно встала, прошла в свой уголок, взяла рюкзак и вытащила из него небольшую коробочку.
Открыла. Показывает.
Смотрю и ничего не соображаю. Внутри целая россыпь этих капсул-таблеток. Штук, наверное, сто.
— Откуда?! — спрашиваю.
А она смеётся.
— Я, — говорит, — уже месяца три, как их принимать перестала. То, что ты мне давал, прятала. Боялась, будешь сердиться.
У меня аж глаза на лоб вылезли.
— Как?! Почему?! Это же специальный курс! Его нельзя прерывать!
И тут она — бац! — в слёзы.
— Прости, дядя Лёш. Я не хотела. Оно само получилось.
— Да что получилось-то? Объясни толком.
Она глаза рукавом вытерла, носом хлюпнула и принялась рассказывать.
Оказывается, когда я перестал ей делать уколы, она решила «схитрить». Чисто по-детски подумала, что если принимать лекарство не каждый день, а через день или через два, то лечение растянется, и, скорее всего, это продлит жизнь на несколько месяцев. То, что из-за такого «новаторства» может получиться наоборот, ей в голову почему-то не пришло. Глупость, конечно, но тут я сам виноват, что не проследил, как она глотает таблетки.
Две недели Лиза аккуратно прятала каждую вторую капсулу в коробочку, следующие пару недель туда отправлялись уже две из трёх, а потом девочка начала замечать, что её самочувствие не ухудшается. Болезнь не просто не наступала, она как будто исчезла. Несколько экспресс-тестов на онкомаркеры показали, что так и есть. Тогда Лиза вообще перестала принимать капсулы. За месяц в её состоянии ничего не изменилось. Новые тесты лишь подтвердили догадку: курс завершился досрочно, и это не просто ремиссия, это полное излечение.
Больше всего Лиза боялась сообщить об этом мне. Почему — не знаю. Наверное, думала, что я разозлюсь на неё.
И я, действительно, разозлился. Только не на неё — на себя.
Почему сам не додумался проверять маркеры в процессе лечения? Паша ведь специально об этом упоминал: мол, в испытательной группе процентов десять излечивались уже в середине курса.
То, что Лиза попала в эти десять процентов счастливчиков, выглядело настоящим чудом. Я не верил в него до тех пор, пока сам не проверил с десяток маркеров. Однако всё подтвердилось. Лиза была и вправду здорова. То ли благодаря лечебному курсу, то ли из-за того, что её организм оказался крепче, чем думалось, то ли… спасибо флибру и нашему перемещению в прошлое. Кто знает, как влияют на человека переносы во времени. Может, они и впрямь — не только помогают исправить неисправимое, но и исцеляют неисцеляемое…
В себя я пришел лишь после полуночи, когда Лиза уже спала.
Сидел за столом под светодиодной лампочкой и думал о смысле жизни. Перед носом лежали расчеты туннельного перехода, но я на них не смотрел. Просто не мог. К радости от случившегося теперь примешивалась и тревога. Когда мы сюда уходили, то точно знали (хотя и не признавались открыто), что вместе протянем лишь пару лет, а потом… Я был готов остаться один. Считал это своим долгом и платой за знание. Сейчас всё изменилось. Я старше девочки на двадцать три года, поэтому если кто-нибудь и останется здесь один, то, скорее всего, не я, а она. А я на это нифига не подписывался. Обречь кого-то на долгую и одинокую жизнь без надежды — это, наверное, хуже, чем просто убить. Лиза этого не заслуживала. Она заслуживала совершенно другого…