Один толстый англичанин

– Да что угодно, – ответил он, когда Эрнст спросил, что ему налить. – Ты ведь знаешь, я не слишком привередлив в выпивке. Налей немного виски, если есть. С водой, но безо льда. – Он уже хотел было подняться, как бы по рассеянности, как раздался голос Артура:

– Эй, мы же еще не кончили игру, вы что, забыли?

– А, да что там, – добродушно сказал Роджер. – Я уступаю. Ты выиграл.

– Отказываться нельзя. Нужно играть до конца. Правда, папуля, правда, мамуля?

И Эрнст, и Элен, похоже, были на стороне сыночка.

– Ладно, так и быть.

– Крепись, Роджер, тебе потребуются все силы, чтобы выдержать испытание, – сказал Эрнст и отправился на кухню. Элен продолжала расчесывать волосы.

Безо всякого интереса глядя на доску, Роджер увидел, как Артур заполнил клеточки, получив слово СЕЛИТР.

– Селитр? Что это значит?

– Вы знаете, все равно что се литр, то есть: это литр.

– Нет такого слова.

– Споримте, есть?

– Да уж, конечно, буду спорить.

– Ладно. – Артур открыл толстенную книгу, разумеется – толковый словарь, и скоро сказал: – Вот, пожалуйста. Селитр. Нитрат калия. Азотистое соединение…

– Чушь! С-е-л-и-т-р-а, вот как надо правильно произносить это слово.

Артур хмыкнул и торжествующе покачал головой:

– Посмотрите сами.

– Давай… Так ведь это же идиотский американский словарь!

– Так ведь мы же в идиотской Америке.

– Пожалуйста, Артур, не груби, – вмешалась Элен, перестав расчесывать волосы.

– Все равно он проспорил, – пробормотал Артур и перевернул крышку коробки лицевой стороной, где были написаны правила игры.

– Но… это слово означает совсем не то, что ты думал.

– В правилах ничего не говорится о том, что надо знать значение слова. Вы проспорили: а кто проспорит, у того вычитается пятьдесят очков. Так что у вас… минус двадцать один, мистер Мичелдекан.

Элен засмеялась.

Роджер вскочил так резко, что задел коленом доску и фишки разлетелись по комнате.

– Ох, виноват, я так неловок.

– Неловок! Не в том дело. Вы сделали это нарочно. Ты видела, мам? Он сделал это нарочно, правда же, мамочка?

– Не знаю, – ответила Элен. – Я не смотрела.

– Во всяком случае, это значит, что игре конец.

– И ничего не конец. Я помню, как лежали фишки.

– Мне кажется, Артур, что мистер Мичелдекан достаточно наигрался.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – проворчал Артур. – Пойду одеваться.

Что ж, кое у кого любимая забава – внезапно исчезать; скоро он так и поступит, подумал Роджер, смотря вслед убегающему Артуру. Взгляд у Элен был усталый. Роджер прислушался, что там делает Эрнст, и услышал, как на кухне хлопнула дверца холодильника.

– Твой отпрыск на удивление смышлен, – сказал он с улыбкой.

– Да.

– Будущий гений, – сказал он и добавил если и без нежности, то во всяком случае спокойно: – Элен, милая.

– Что?

Роджер в жизни не робел и не колебался, и вот теперь он моргал, мялся, облизывал губы, но не мог выдавить ни слова. Наконец он сказал дрожащим голосом:

– В ближайшие выходные. Устроишь так, чтобы мы могли встретиться?

– Попробую.

– Не просто попробуй, дорогая, а обязательно устрой. Прошу тебя.

– Все, что я могу сделать, – это попытаться. Неужели ты не понимаешь? Если бы все зависело только от меня. Но об этом потом. Сейчас тут такое будет столпотворение; у меня забот полон рот. Но я правда сделаю все, что в моих силах, чтобы нам встретиться. Обещаю.

Услышав такую отговорку, Роджер одной своей половиной – которую остальная его часть, по правде говоря, не одобряла и даже порицала – пожелал было шагнуть к Элен и влепить ей средней силы оплеуху. Но если подходить целокупно, человек он был все же достаточно чуткий и сообразительный, чтобы понять: несомненно, подобный метод воздействия скорей уменьшит, нежели увеличит его шансы получить удовлетворение в предстоящие выходные. Поэтому он поступил совершенно иначе, позволив учтивому лысеющему Роджеру, популярному пройдохе Роджеру, Роджеру городскому жителю и домоседу, таскающемуся по миру, взять верх над Роджером известным алкоголиком, Роджером чревоугодником, Роджером прославленным жеребцом и любителем сыграть над человеком злую шутку. Язвительный поклон в адрес доктора Эрнста Банга, тридцатидвухлетнего красавчика, гостеприимного блюстителя чистоты языка:

– О, премного благодарен!

Он повторял это в перерывах, когда его представляли Полу и Мэри Селби, и юной Джей Селби, и Джорджу и Эвелин Фраччини, и Джимми и Карен Фраччини, и Марте Селби, и Бобу и Энн Салливен, и Клею и Сью Грин, и Рассу Грину, и Джорджу Фраччини-младшему. Было еще много других мальчишек и девчонок, чьих имен он не знал, и которые, одетые астронавтами, ведьмами, краснокожими индейцами, гоблинами и Франкенштейнами, врывались в дом, хватали пакетики, приготовленные Элен, грызли орехи и леденцы и с воплями носились по комнатам. Когда веселье достигло апогея, Роджер спросил позволения воспользоваться телефоном и уединился на кухне.

Вскоре он услышал в трубке:

– Миранда? Привет!

– Простите, не будете ли вы так любезны передать трубку миссис Эткинс?

– Кто ее спрашивает?

– Это Джордж Грин.

– Минуточку, мистер Грин.

И почти сразу же раздался другой голос:

– Молли Эткинс слушает.

Отлично, подумал Роджер, хотя никак не мог представить себе лицо той, чей голос раздавался в трубке.

– Это не Джордж Грин, это Роджер Мичелдекан.

– Ой, привет, как ты?

– Да живу кое-как. Послушай, ты свободна сегодня вечером?

– Ой, нет, к сожалению. Мы ждем к обеду знакомых, и мне нужно быть дома пораньше, чтобы все приготовить. Ты мог бы тоже прийти, если хочешь.

– Гм. Ладно, возможно, приду.

– Но с другой стороны, Строд тоже будет дома, а у вас, насколько мне помнится, в прошлый раз отношения не слишком-то заладились.

– Это точно, не заладились. Ну так…

– Послушай, почему бы тебе не зайти ко мне завтра днем? Я буду свободна. Можем прокатиться в какое-нибудь живописное местечко.

– Договорились. Какое время назначим?

– Приезжай к трем.

– Как, в этот… твой магазин?

– Конечно, а что тут такого? Тебе у нас понравится. Ты приедешь на поезде? Вот и хорошо, тут как раз есть один, очень удобный, приходит в шесть минут третьего. Садись на него, дружок.

Роджер сказал, что так и сделает, позвонил еще по двум адресам и вернулся в гостиную к детям и приглядывавшим за ними взрослым. Они делали это в своей странной американской манере: болтали с ними, подбрасывали к потолку, даже бегали с ними взапуски. Какой-то папаша поинтересовался у Роджера, есть ли у него у самого дети, на что Роджер ответил, что Бог его миловал, и понятливый папаша больше не приставал с расспросами. Потом кто-то другой – Джордж Фраччини или Клей Грин, а может, Пол Селби – выразил надежду, что Роджер располагает временем и сможет присоединиться к остальным, когда все сборище отправится к нему на вечеринку.