Один триллион долларов
Шрифт:
Затем он заверил их, что Banco Fontanelli di Firenze,разумеется, получило наивысшую оценку и стоит в сводках под желанным Тройным А.«И если бы мы располагали четвертым А, вы бы получили и его», – добавил он с блеском в глазах. Джон не удивился бы, если б этот седой господин попросил у него автограф. В чертах лица президента он видел себя самого, того Джона Фонтанелли, которого он до сих пор не знал. Для заслуженного аналитика он, богатейший человек истории, был воплощением кредитоспособности. Просто бог Мамона собственной персоной.
– Приятно слышать, – сказал Джон и улыбнулся.
Со временем они повидали и другие учреждения, о которых Джон
– Синьор Вакки тоже был здесь однажды, – рассказал им бледный голландец с голым черепом, ведя их вдоль коридора, где сквозь бронированное стекло виднелись бесконечные ряды больших компьютеров. – Правда, уже давно. Как у него дела?
– Хорошо, – коротко ответил Джон, которому не хотелось распространяться на эту тему.
SWIFT, узнал он, ежегодно организует по всему миру пятьсот миллионов денежных переводов. Обладая техникой кодирования, которая удовлетворила бы и военные требования, организация отвечала за то, чтобы банки могли прийти к обязательным соглашениям по электронным переводам. Послания SWIFT должны были подтверждаться дважды, прежде чем последует сама операция. Проникнуть в эту систему извне было невозможно. Нервные волокна глобальной финансовой системы были защищены, как бункер с атомными бомбами, и засекречены, как коды доступа к ним.
Приехав в Брюссель на переговоры с депутатами Европарламента, они посетили Euroclear– организацию, которая осуществляла международную торговлю ценными бумагами и скрывалась за анонимным фасадом из гранита и стекла на Avenue Jaqumain. Здесь они не могли даже увидеть компьютерную централь, не то что войти в нее – это могли сделать лишь десять из девятисот сотрудников, – но зато им показали генераторы аварийного электроснабжения и резервуары с запасом охлаждающей воды на крыше. В некоем засекреченном месте, узнали они, все устройства полностью продублированы и готовы взять на себя все операции, если вычислительный центр выйдет из строя. Сделки на бирже проводятся в секунды по одному выкрику, но собственно операция может длиться до трех дней, хотя в распоряжении организации имелось лучшее электронное оборудование, а связь была всемирной.
– Не разумнее ли было все мои активы во всех других банках перевести к нам? – спросил Джон во время следующего перелета.
– Об этом я уже думаю, – ответил Маккейн и склонил голову. – Доходнее это было бы точно. Но, с другой стороны, остальные банки дрожат при мысли, что вы однажды сделаете именно это. И мне нравится видеть их дрожащими.
Так они неустанно неслись вокруг Земли, учиняли гигантские реорганизации и реструктуризации, покупали и продавали, проводили меры рационализации в заседаниях, которые редко длились дольше получаса. Если было ясно, что конференция потребует больше времени, они проводили ее в воздухе, по дороге к следующей цели, откуда их партнеры по переговорам возвращались на родину уже рейсовыми самолетами.
Если они что-то говорили, их слушали, если они что-то устраивали, их слушались, если они кого-то хвалили, тот испытывал громадное облегчение. Они были властителями мира. Большая часть этого мира об этом пока не догадывалась, но им предстояло стать повелителями будущего века, и они были непобедимы.
26
Распоряжение собственным банком, который с непостижимой скоростью превращался на рынках планеты в финансового монстра, открывало новые возможности. Некоторые из этих возможностей были не вполне легальны – например, когда они тайно изучали движения по счетам, чтобы проникнуть в планы, связи и отношения конкурентов или перехватить
кандидатов на заем. Люди в аналитическом отделе не спрашивали, откуда у Маккейна списки, которые он выкладывал им на стол, но эти списки всегда оказывались чрезвычайно содержательными.Но как раз самые действенные возможности были абсолютно легальны. Одним лишь заданием инвестиционных стратегий и критериев кредитов они могли как угодно поощрять целые отрасли или регионы или ввергать их в трудности, приводить к кризисам правительства стран третьего мира или выручать их оттуда. Как следствие таких кризисов они дюжинами приобретали фирмы в Малайзии, Южной Корее или Таиланде буквально за бутерброд. Не было таких разрешений или концессий, каких не мог бы получить Fontanelli Enterprises:они скупили больше прав на разведку и лицензий на бурение, чем кто-либо мог использовать до конца тысячелетия. Между тем на Земле больше не было человека, который напрямую или косвенно не был бы затронут решениями, принятыми в летающей командной централи империи Фонтанелли.
– Мы как черная дыра, – увлеченно потирал руки Маккейн, когда они в очередной раз взлетали в воздух. – Мы поглощаем все, что нас окружает, и чем больше мы поглощаем, тем становимся больше и непреодолимее и тем скорее поглотим еще больше окружающего. Мы растем, пока не станем размером с весь мир.
Джон не взглянул на него и ничего не сказал. Он следил из окна за взлетом. Аналогия с черной дырой ему совсем не нравилась.
Потом пришла огорошивающая новость. Немецкая и итальянская налоговые службы устроили проверку отделений Банка Фонтанелли во Франкфурте, Мюнхене, Флоренции, Майланде и Риме и даже произвели выемку нескольких ящиков с документами, которые, конечно, были отвоеваны назад эскадрой юристов фирмы еще до того, как охранители закона успели на них взглянуть.
– Что, черт возьми, все это значит? – кричал Джон, не в силах усидеть в кресле. – Что они ищут? И к чему они могут придраться? – Он смотрел в окно, ничего не видя.
– Ни к чему, – сказал Маккейн. – Они ничего не могут нам сделать. Не волнуйтесь, Джон, дело того не стоит.
Он невозмутимо стоял, разглаживая лацканы своего пиджака и поправляя галстук.
– Но мы не можем это так оставить!
– Разумеется, нет. Самое время появиться перед камерами и выложить все возражения. Мы проявим глубокую обеспокоенность финансовым положением Европы. Мы будем произносить как заклинания «свободное движение капитала», «неминуемость глобализации» и «неподконтрольность денежных потоков». И так далее. – Он засмеялся, как будто для него все это было забавной игрой. – И они снова поверят каждому слову.
Джон нерешительно оглядел Маккейна.
– А разве это возможно – контролировать международные денежные потоки?
Маккейн снова засмеялся. В высшей степени забавная игра.
– Да, конечно. Все деньги проходят через компьютеры банков, из этой системы не ускользнет ни один цент. Куда уж лучше контроль?
– А глобализация? Ведь это неудержимый процесс развития?..
– Джон, глобализацию делаеммы. Вы и я, глобализация – это мы. Нас, конечно, могут остановить государства, если все они объединятся. Но они не объединятся. – Он поправил свои манжеты. – Разделяй и властвуй,называется этот принцип.
В дверь постучали, одна из секретарш просунула в кабинет по-тициановски рыжую голову.
– Мистер Фонтанелли, мистер Маккейн, журналисты уже внизу, в салоне.
– Спасибо, Фрэнсис, – сказал Маккейн. – Мы сейчас выйдем.
Джон позавидовал уверенности и спокойствию Маккейна. Ему самому это все не нравилось. У него было такое чувство, что они идут по тонкому льду. И чтобы не слышать хруст под ногами, громко поют и насвистывают.
Moneyforce Oneлетел вдоль Северного Борнео на север. Под левым крылом сверкала синева Южно-Китайского моря, под правым мерцали туманы над темно-зелеными джунглями Борнео.