Один за всех
Шрифт:
Брехт в прибор ночного видения отчётливо видел переходящую мост через речку Савену колонну. Шутка. Небо ясное и Луна в три четверти, и огромное море здесь, в Италии, звёзд. Млечный путь, так, прямо, рекой серебряной и кажется. Красота. И светло вполне. Просто в подзорную трубу виден обоз с охраной, что выполз из города. Немного лягушатников осталось, с парочку тысяч, а конницы и вообще пару сотен. Сто в авангарде и сотня в арьергарде, прикрывает колонну с ценным грузом.
Французы они молодцы. Без всяких кавычек. Наполеон он круче Петра первого и Ленина со Сталиным, вместе взятых. Именно же с его прямого указания и помощью неординарных мозгов Талейрана в Священной римской империи немецкой нации провели секуляризацию. Отобрали у церкви и земли и города и крестьян и кучу ценностей. При этом не смотрели католик ты или протестант различного толка, всех под нож.
Тут лягушатники сделали следующее. Они, не сами, конечно. А «местные так решили». Отобрать всё тоже у церкви и передать городу. Об этой истории Брехту поведал ещё в Вероне Клаудио, отправляясь сюда засланцем.
Примерно в километре от центральной площади Болоньи в оживлённом районе на via delle Belle во Дворце Сангвинетти открыли пинакотеку в Болонье. Началось всё, когда сенат Болоньи решил собрать в одном месте полотна из церквей, закрытых в связи с введением республиканского режима. Сначала они хранились в бывшем монастыре Святого Виталия, но в 1802 году переехали в здание, принадлежавшее ордену монахов-иезуитов. Всего в коллекцию вошло около 1000 картин из разных храмов и монастырей. И в этой пинакотеке есть свои «жемчужины»: творения Рафаэля, Джотто, Перуджино.
Брехт сразу загорелся, как узнал, всё в Дербент переправить. Но!!! Одно дело, если король Баварии обчистит местный музей, банки и прочие сокровищницы. И совсем другое, когда это сделают отступающие французы, а он просто у них отобьёт и забудет сенаторам в Болонье об этом сказать.
— А чего там ночью стреляли?
— Да мы решили на французов засаду устроить. Прямо сердцем чуял, что они сбегут ночью.
— И, Ваше Величество? Устроили? Побили? Ценности отбили?
— Не успели, только по арьергарду постреляли немного. Они на конях и телегах, а наши местности не знают, кустов шугаются. Обстреляли хвост колонны и все. А что ваша честь, там были ценности?
— О мамммма мия! Были ли там ценности?! Да, там были самые ценные ценности. Олух вы, а не великий король. Эх, как жаль!
— Ты, почтенный, берега-то видеть. За оскорбления меня может плеч лишиться твоя голова. Чего сами-то дали уйти, побили бы лягушатников скопом. Или самим сыкотно? Ну, сильно не расстраивайтесь почтенный. Париж, когда захватим, то заставим грабителей всё вернуть. Ещё и с процентами. Джоконду хотите?
— Хотим!
— Будет. Наверное. Леонардо да Винчи он же итальянец?! Выходит, его творения принадлежат итальянскому народу.
— Народу! Мы итальянский народ! В Болонье итальянский народ.
— Тогда точно вернём, всё, вместе с Джокондой. Ждите. А пока распорядитесь армию мою помыть, обстирать, накормить и спать уложить. Рука бойцов колоть устала. Приморились все.
— Конечно, всё для освободителей. Viva l’Italia! (Да здравствует Италия!) Вива Бавария!
Как-то так. Осталось теперь только отбить всё. Рафаэль и Джотто, это не сильно и хуже Джоконды, если не лучше.
Событие тридцать восьмое
Принцип «око за око» сделает весь мир слепым.
Махатма Ганди
Егеря рассредоточились вдоль дороги так, чтобы друг друга в темноте не перестрелять. Сначала пятьсот человек в леску небольшом справа от дороги. Потом пятьсот человек в винограднике слева от дороги, потом ещё через пятьсот метров опять пятьсот человек справа опять в лесочке и, наконец, в километре примерно от моста последние сто человек с Брехтом. Снова слева. Огонь, как обычно, по красной ракете. Стрелять строго поперёк дороги, чтобы не попасть в товарищей, что расположились с другой стороны дороги. Другой бы командир волновался, что могут всё же попасть по своим, но Брехт даже и не думал об этом. Эта
засада вдоль дороги отрабатывалась десятки раз с егерями, и пару раз даже с настоящими пулями, правда, с сильно урезанным количеством пороха. Тут, главное, не увлекаться. Есть сектор стрельбы, ему и следуй. Уходит поганец, не попал ты в него. Так и флаг ему в руки, барабан на шею, паровоз навстречу и ведро медалей на грудь. Через пару сотен метров ещё одна засада, потом ещё одна. Редкая птица долетит до середины Днепра. А, не так. Редкая Снегурочка долетит до середины костра.В общем, расставились и стали ждать. Проехал дозор, углядел пусссссстынную дорогу. И почесал дальше. Потом проехал на лошадках авангард разномастный и кирасиры, и уланы, и прочие гусары с карабинерами. А нефиг было писать против ветра. Сдались бы и… И чего бы тогда Брехт делал с двадцатью пятью тысячами пленных французов? Слава богу, не сдались.
Когда со второй засадой поравнялся обоз, а вся колонна беглецов уже перебралась через мост, в небо и запустил корнет Ванька красную ракету, ему не привыкать.
Бабах. Фьють. Ух ты! Громко-то как ночью получается. Вот, кто бы сомневался, авангард не назад поскакал — выручать генералов и обоз с награбленным, а дал шенкелей ни в чём неповинным лошадкам и устремился прочь. Ну, тут вам не там. Есть ведь третий заслон, а потом ещё и Брехт с контрольным выстрелом в голову. Но те, что с ним егеря получили приказ по французам, добравшимся до четвёртой засады, не стрелять. Только в лошадей. Хоть их и жалко. Ну, да таких немного будет. Почему не грохнуть всех? А кто в Милан принесёт благую весть о разгроме очередном. И они должны не просто в Милан прискакать, они должны явиться туда с отрубленными двумя пальцами на правой руке и выбитыми четырьмя передними зубами. Обещания нужно выполнять. Как там ему канцлер сказал: «Бавария всегда платит свои долги». Пусть привыкают. Брехт отдавать долги зубами и пальцами будет. Изувер. Изверг. Извращенец. Хотя, последнее лишнее.
Французы после третьего залпа стали сдаваться. Не, пойдёт так, куда он пленных денет. Выжил в этой мясорубке и расстреле настоящем только тот, кто при первых же выстрелах заполз под телегу. Человек сто пятьдесят набралось. Прямо замаялись всем зубы выбивать. Так ещё и брыкаются, кусаются обломками. Пришлось прилюдно десяток расстрелять. После этого смирились. Уже в полдень возвращались назад. Обоз при этом под охраной из ста пятидесяти егерей отправили в Мюнхен, раненых с ними отправили, даже лёгких. Жара и антисанитария впереди. Ещё загноятся раны. Пусть в Мюнхене лечатся. Да и дополнительная охрана. Зато убыль восполнили целой тысячей захотевших повоевать итальянцев. Бедноты мало, в основном дворяне, все с лошадьми почти, а у кого нет, тем Брехт выделил трофейных. Больше трёх тысяч их набралось. Столько просто не прокормить. Пётр Христианович бросил кличь в Болонье, типа, налетай подешевело, за одну серебряную монету продаю кавалерийского коня. Бах, и нет двух с половиной тысяч. Зато выбранные пятьсот вполне себе могут и прародителями какой новой породы стать. Мюнхенская кавалерийская? А чего? Нормальное название?
Ещё французы поделились почти тысячей кирас. Пришлось выдать егерям, не гренадер просто не налазили. Мелкие они французские кирасиры.
Глава 16
Событие тридцать девятое
Носить корону легче и приятнее, чем править. Поэтому мой отец и выбрал первое, а не второе. Работа правителя тяжела, грязна и неблагодарна. Спокойных дней нет. Честных вассалов нет. Порядка нет и никогда не будет.
Макс Далин, из книги ' Убить некроманта'
Обидно! Даже обидно-обидно. Ведь Болонья это далеко не Рим или Венеция с Флоренцией и Миланом, это так, средней паршивости городок. Самара в Российском если масштабе.
И она в сто раз круче Санкт-Петербурга. В ней такое количество дворцов — палаццо или церквей с соборами, что в Питере столько жителей нет. Чего уж говорить про другие города. Что там есть в той Самаре. Двухэтажный барак на центральной площади и покосившаяся от старости колокольня при облупленной церквушке. Да даже Москве. Кремль? Он сейчас совсем не такой, как в те времена, из которых Иван Яковлевич Брехт переместился в прошлое. Это обветшалая полуруина, с поломанными в основном зубцами и выщербленными кирпичами стен, с прохудившимися деревянными крышами башен, с лопухами непролазными с обеих сторон, превращёнными ещё и в общественный туалет.