Один зеленый цвет

– Вообще-то мне либретто не кажется безнравственным, - сказал он, чуть замешкался и с таким видом, словно его только что осенило, добавил: - Раз уж вы пришли, воспользуюсь случаем и упомяну еще об одном деле. Мне сообщили, что вы проводите много времени с магуайровской дочкой.

– Ну а что подозрительного находят тут?
– сказал Перселл так вызывающе, что отец Финнеган поднял брови.

– Думаю, что ничего. Просто сплетничают.

– Зловредно сплетничают. И я знаю, кто этим занимается.

– Я понимаю, что к чему, - сказал отец Финнеган уже совсем иным тоном.
– Как я уже говорил, вы можете не сомневаться - я самым решительным образом пресеку клевету, от кого бы она ни исходила. Я просто хотел вас предупредить. Вы ведь не первый встречный-поперечный. Вы - учитель. И это в корне меняет дело. Вы начинаете озлобляться и против общественных установлений, и против меня. Вы ожесточаете свое сердце. Это пагубно.

Впервые за все их встречи разговор пошел по-человечески. Перселл был тронут тем, что священник сам так его повернул.

Он утихомирился.

– Вы ошибаетесь, отец мой, я вовсе не озлобляюсь. Просто я по-своему смотрю на вещи, но это не идет вразрез с установлениями церкви и общества. Я не делал ничего дурного.

– Этим кичился и фарисей.

– Фарисей кичился своей праведностью, я же вынужден защищаться, я не возношусь, а оправдываюсь.

– Я не сомневаюсь в чистоте ваших помыслов, - сказал отец Финнеган. И улыбнулся.
– Иначе я бы прямо так об этом и сказал.

Перселл улыбнулся в ответ.

– Боже сохрани, отец мой. Надеюсь, до этого не дойдет.

– Боже сохрани.

Отношения начинали налаживаться - отношения, взаимно уважительные, и Перселл взбодрился. Впервые за много месяцев перед, ним забрезжила надежда.

IV

Суини вскрывал только что прибывшие ящики, с костюмами и вынимал; оттуда один костюм за другим. Перселл сверялся со списком ролей. В классной царило с трудом сдерживаемое возбуждение. Пришел кое-кто из актеров, за пианино сидел неизменный любитель и, напевая фальшивым басом, подбирал одним пальцем популярную мелодию. Не было только тех, кто работал на фабрике: их после чая неожиданно оставили на сверхурочную. За последнее время фабричная администрация сорвала таким образом несколько репетиций. Перселл уговаривал ребят подчиниться указаниям администрации и не отказываться от сверхурочной. При мысли о том, к каким беспорядкам могут привести увольнения, Перселл цепенел от ужаса. И тем не менее сегодня, как доложил ему Суини, фабричные решили уйти с фабрики ровно в восемь.

– А их никак нельзя удержать?
– спросил Перселл.

– Разве с молодежью сговоришься, когда им что втемяшится, - отвечал Суини.
– Одна надежда: господь не допустит, чтобы меня из-за их продерзостей лишили пенсии.

– Флаг, вожак пиратов, - сказал Перселл, машинально ставя в списке галочку.
– Вот вроде и все, теперь остались только костюмы для оркестрантов. Что вы для них заказали?

В четверть девятого явились почти все фабричные. Они бросили работу. Перселл рассердился и так и сказал Суини.

– Теперь неприятностей не оберешься, - заявил Суини.
– Ручаюсь, по городу уже пошли разговоры.

Объясняться с виновниками не имело смысла. Еще когда они распаковывали костюмы и переодевались, Перселл почувствовал, как они возбуждены, и понял, что они и с ним не посчитаются. Молодежь затеяла буйную возню, и ему не сразу удалось построить хор, которым открываются "Пираты", и начать репетицию. Репетиция далась ему нелегко, и тем не менее прошла она хорошо. Закончили они чуть не в полночь.

Когда хор разошелся, Перселл, ликуя, заявил Суини, что уж теперь-то спектакль на следующей неделе состоится и ничто не сможет этому помешать.

– Что будем делать с костюмами?
– спросил он, окидывая взглядом класс, где были разбросаны ящики и корзинки, из которых в беспорядке торчали костюмы.

– Уже поздно, я и без вас приберусь, - уговаривал его Суини.
– А вы идите отдохнуть.

От школы они с Салли Магуайр пошли вверх по взгорку. Знойная тьма охватила их, после бурной репетиции тихий ветерок успокаивающе обвевал лица.

– Я рада, что Суини остался в школе, - сказала Салли.

– Не пойму, чем вам не угодил Суини.

– Да я ничего не имею против Суини, просто хочется побыть вдвоем.

Чем-то ее слова взволновали Перселла. Он вдруг остро почувствовал и ее близость, и то, что они совсем одни под бурым покрывалом неба, и теплое дыхание ветра на их лицах, несущего с собой запах трав и цветов. И сказал участливо:

– Салли, а вам не устроят головомойку за сегодняшнее?

– Нам это нипочем, - сказала она бесшабашно.
– Разве вы не понимаете, как мы дорожим хором и какая тощища была здесь, пока вы нас не собрали? Она продела свою руку в его.
– Тут от скуки помереть можно было - всю неделю не знаешь, куда себя девать. А вы приехали и не сробели потягаться с Мерфи и его шайкой. И перед отцом Финнеганом и прочими шишками тоже не спасовали. Теперь нам есть куда приложить силы, у нас есть свое дело, и они не могут ни прибрать его к рукам, ни изгадить. Нет, мы не дадим им встать нам поперек дороги.

– Одного не пойму - почему бы им самим не затеять здесь какого-нибудь дела? Неужели у вас на фабрике совсем нет ничего интересного?

– Куда там! Разве что мальчишки по дороге пристанут - вот и все наши развлечения.

– Это неизбежная плата за красоту, - галантно сказал он.

– Так, по-вашему, я красивая?
– спросила она напрямик.

– Еще бы!
– сказал он. Почувствовал, что его ответ что-то неуловимо изменил в их отношениях, и тут же пошел на попятный.
– Наш хор, - добавил он, - прославит Балликонлан своей красотой.
– И мгновенно спохватился, что его занесло куда-то не туда. Еще минут десять они шли молча, но стоило им остановиться, как Салли выдернула у него руку и побежала к лестнице через изгородь, от которой лесная тропка вела прямиком к ее дому, хотя до сих пор они всегда ходили кружным путем. Простилась она с ним довольно небрежно, бросив через плечо "пока".

– Пойду напрямик, - сказала она.
– Спешу.

– Поспешишь - людей насмешишь, - крикнул он ей вслед, но она не отозвалась. Он замер в растерянности, как вдруг послышался крик, звук падения. Перселл окликнул Салли и очертя голову кинулся к лестнице. Из-под высоченных деревьев не доносилось ни звука. Перселл встревожился. Салли все не откликалась, и он стал шарить в темноте под деревьями.
– Салли, Салли, где вы?
– снова и снова выкрикивал он, пока ее голос чуть не у самого его уха произнес:

– Я здесь.

– Бог ты мой, да вы небось ушиблись?
– спросил он, наклоняясь над ней. Из темноты сначала выступили бледные контуры ее лица, затем вся ее хрупкая фигурка. Он обнял Салли за плечи. Она потянулась к нему.

– Хотите меня поцеловать?
– нежно спросила она. Перселл было рассердился. Но тут на него как дурнота накатило желание. Он нащупал ее губы и надолго забыл обо всем, кроме их влажной податливости. Когда же наконец он разжал руки, Салли первая вскочила на ноги и, не говоря ни слова, припустила по тропинке.