Одиннадцать врагов IT-сыщика
Шрифт:
– Почему я? – возмутился мужчина.
– Ты мужчина! – в голосе женщины проявились визгливо-агрессивные нотки.
– Ну и что? Вон, сколько баб-убийц в истории было! Лукреция Борджиа, например. Кстати, как раз всякими лекарствами людей травила. Так что сама иди!
– А мужики вообще все убийцы! – завопила женщина. – У вас это в крови! Иди, не увиливай!
Пригибаясь, Вадька выбрался из-за дома и двинулся к сараю. Пока на крыльце бушует скандал, они должны вытащить деда. Мельком Вадька подумал, что тетке неплохо бы поучиться у Кисоньки: вон как она на Севу все противные дела перекладывает, тот даже не замечает. Думает,
Глава XIII. Мужская работа II: Что в лоб, что по лбу
Клацнула дужка, замок распался. Вадька рванул дверь.
– Что там? – тихонько шепнули сзади.
Вадька судорожно дернулся, едва не упав прямо на пороге. Сердце стремительно рухнуло в пятки и тут же взлетело обратно, затрепыхавшись в горле.
– Ты чего? – спросил Сева, глядя на побледневшего друга.
– Тьфу! Я думал, эти засекли. – Вадька кивнул на крыльцо.
Там скандал все не прекращался, слышались невнятные, но весьма энергичные выкрики.
– Будем тут торчать, обязательно засекут, – сказал Севка, входя в сарай и плотно прикрывая за собой дверь.
Слабый свет из окошка под потолком освещал сваленные у стены старые ящики, цветочные горшки, колченогий стул, лопаты, тачку… На топчане под окном крепко спал и даже похрапывал дедок Таратута. Деда укрывало старое пуховое одеяло. Пух выбивался из прорех, и казалось, что Таратуту слегка припорошило снежком. Он по-прежнему был одет в свою полувоенную тужурку, и даже кепочку с него не сняли. Только рукав тужурки и свитера поддернули повыше. А рядом, на табуретке, лежала упаковка одноразовых шприцов и несколько ампул.
– Снотворное, – шепнул Вадька, глянув на ампулы. – У нас дома, в аптечке, такое же есть. Придется деда на себе вытаскивать.
– Не придется, – чужим голосом выдавил Сева. Пацан стоял у двери и не отрываясь глядел в щелку.
Вадька мгновенно очутился рядом с другом и понял, что скандал на крыльце завершился. В пользу мужского долга и ответственности. То есть женщина осталась стоять на крыльце, полными слез глазами глядя вслед мужчине. А тот, неся на отлете шприц с прозрачной жидкостью, шел к сараю. Впрочем, скорее тащился. Не торопясь, нога за ногу, то и дело оглядываясь с совершенно несчастным видом.
Сева тоже оглянулся. На Вадьку. Вид у него был даже не несчастный, а безумный.
– Попались, – шепнул он. – Нам с ними не справиться.
– Мурка с ними справилась бы. И Кисонька тоже! – выдохнул Вадька.
– Что ты заладил – Кисонька, Кисонька! – Упоминание о девчонке подействовало на Севку бодряще. – Без нее обойдемся, не пропадать же тут! Иди сюда!
Он бросился к лежащему Таратуте, ухватил его за тужурку и одним рывком посадил спящего деда. Сдернул с него кепочку и зачем-то нахлобучил на Вадьку. Принялся сдирать со старикана тужурку.
– Да помоги же! – пропыхтел он, пытаясь вытащить руку дедка из рукава. Пенсионер Таратута сонно чмокал губами и тяжело валился у Севы из рук.
Ничего не понимающий Вадька помог стащить с дедка одежду. Севка подхватил старика под мышки.
– Держи его! – приказал он Вадьке. Тот
взял пенсионера за ноги, и вдвоем они быстро перегрузили Таратуту с топчана прямо на дно старой тачки. Наскоро завалили грудой тряпок.Убийца наконец добрел до дверей сарая и остановился.
Сева схватил старикову тужурку и натянул ее на обалдевшего Вадьку.
– Ложись, быстро! – страшным шепотом прошипел он, подталкивая друга к топчану.
Вадька почти рухнул на лежанку. Севка натянул одеяло ему до самого носа, сдвинул кепку, закрывая лицо.
Мужчина у дверей тем временем обернулся к своей спутнице.
– Может, все-таки ты, а? – безнадежно спросил он. – Если вдруг что – бабам меньше срок дают.
– Если вдруг что – я буду тебя навещать, – торжественно пообещала она. – Ты иди, иди, не задерживайся!
Мужчина страдальчески вздохнул.
В сарае Вадька, понявший, что его уложили на место Таратуты, попытался выскочить из-под одеяла.
– Ты что, сдурел? Меня же сейчас убьют!
– Не дрейфь, не убьют, – буркнул Сева. Из кучи хлама в углу он выхватил здоровенный деревянный молоток на длинной ручке и сунул его Вадьке под одеяло.
– Как только он над тобой со шприцом наклонится, сразу бей ему в лоб! Со всей дури!
– А почему я? – шепотом возмутился Вадька. – Сам сюда ложись!
– Нашел время меняться! – фыркнул Сева.
Дверь сарая медленно приоткрывалась.
Севка сгреб с пола отломанную ножку стула и в последнюю секунду успел встать к косяку. Распахнувшаяся дверь скрыла вжавшегося в стену мальчишку.
Мужчина, все так же держа шприц на отлете, вошел внутрь. Толчком ноги прикрыл за собой дверь и, не оглядываясь, пошел к топчану.
Он остановился у лежанки, пристально взглянул на распростертое тело. Лицо лежащего полностью скрывал козырек кепки, но, судя по ровному дыханию, дед спал. Маленький сухонький старикашка, ну чисто пацан, а сколько от него хлопот! О-хо-хо! Мужчина снова вздохнул. Хотел было смочить в спирте ватку, но тут же отставил флакончик, будто тот жег ему руки. Зачем теперь-то? Теперь уже дедку все равно, у мертвых заражений не бывает.
Он отбросил в сторону одеяло, наклонился и замер в недоумении. В руке у старикана был крепко зажат здоровенный деревянный молоток. Откуда он взялся, дед же все время без сознания?
Пока мужчина раздумывал, рука с молотком – оказавшаяся вовсе не старческой, а скорее детской – поднялась. Под обалделым взглядом убийцы колотушка слегка покачалась, будто примериваясь… И вдруг звучно впечаталась мужчине в лоб.
В глазах у того потемнело. Шприц выпал. Он почувствовал, что шатается… И тут же ощутил второй удар – почему-то двойной. Похоже, деревянный молоток раздвоился, одновременно шарахнув в лоб и изо всех сил огрев по затылку. Несостоявшийся убийца коротко хрюкнул и ничком рухнул у топчана.
Тяжело дышащий Севка опустил ножку стула.
– Ну вот, а ты боялся! – сказал он, оглядываясь на Вадьку.
– Я не боялся, я опасался, – буркнул Вадька и, морщась, попытался стянуть с себя противно пахнущую тужурку. Сева остановил его движением руки.
– Погоди, еще тетка! Незачем ей нас видеть, пусть думают, что дед сам освободился.
Севка наскоро составил у дверного косяка пирамиду из ящиков. Оставляя за собой белые хлопья разлетающегося пуха, подхватил одеяло. Взлетел на ящики, держа распахнутое одеяло наготове.