Одиннадцатая заповедь

– Это не твое дело, - раздельно и зло процедил я.
– Какая она, это мне позволь разбираться.

– Мое не мое, но факт есть факт, Пиндосина. Кристина - подавальщица. В баре, где танцуют стриптиз лихие, без комплексов девчонки из-за Периметра. Где днем и ночью трутся мужики. Голодные и одинокие, денежные и не очень, чертовски сильно, сильно и умеренно пьющие, давно не занимавшиеся любовью и готовые залезть после долгого воздержания не то, что на женщину, а на псевдоплоть. О чем это говорит?

– Заткнись!

– Она пару раз улыбнулась тебе, и ты решил, что у вас любовь. Ага, ага! Пиндос, я видел в жизни много придурков, но у тебя нет в этом смысле конкурентов.

– Все, достал!
– Я отшвырнул недопитый стакан с водкой.
– Я тебя убью.

– Очень страшно.
– Уокер слил остатки водки из бутылки в стакан.
– И как будешь убивать?

– Пристрелю тебя, прямо тут.

– Пьяная драка из-за женщины со стрельбой - это круто. Так и напишут в сталкерской сети: "Умер Уокер, Кордон, пулевое ранение. Убит Пиндосом из-за официантки бара "Шти" Кристины Поплавской." Думаю, еще несколько человек после такой сетевой рассылки непременно помрут со смеха.

– Одной свиньей станет меньше на свете. Я-то думал, ты человек, а ты...
– Я вскочил на ноги, потянулся к кобуре, но в руке Уокера уже был "Кольт" и он направлял его прямо мне в лицо.

– Не можешь пить - не пей, - сказал он.
– Алкоголь плохо действует на таких неврастеников, как ты. Но если хочешь крови, да будет так. Дуэль, Пиндос. Как у благородных сеньоров и кабальеро. Стреляемся на пистолетах. Согласен?

– Согласен!
– не раздумывая, выпалил я.
– Прямо сейчас!

– Отлично, - Уокер влил в себя водку, крякнул, вытер рукавом рот.
– Пошли.

Дед стоял у вышки и курил.

– Стреляться?
– уточнил он, когда я сообщил, ради чего мы вышли во двор.
– Отличная идея, братцы.

– Ты будешь моим секундантом, - объявил я.

– И моим как бы тоже, - уточнил Уокер.
– Я ж не могу просить кого-то из мертвых братков воскреснуть и засвидетельствовать соблюдение правил поединка.

– Не вопрос, - согласился Дед.
– Мы в Зоне, так что стандартными формальностями можно пренебречь. Ваши пистолеты, господа.

Я вручил ему "Макаров", Уокер - "Кольт". Дед быстро и деловито вытащил обоймы, вытолкал из них патроны, оставив в каждой обойме по одному, затем вставил их в оружие. После этого, оглядел двор, прикидывая дистанцию.

– Идем, - он взял меня за рукав и отвел к забору, потом проделал то же самое с Уокером. Нас разделяло теперь метров двадцать пять. Затем Дед вручил нам пистолеты, предварительно передернув у каждого затвор.

– Сходиться на счет "три", - сказал он, обращаясь к нам обоим.
– Но сначала еще по пятьдесят грамм для куражу.

Я принял стакан и выпил залпом. Уокер тоже не стал медлить. Сжимая рукоять "Макарова", я сделал глубокий вдох и впился в своего противника взглядом.

– Рааааз!
– громко и торжественно провозгласил Дед.
– Дваааа! Три!

Я пошел вперед. Сделал три шага и нажал на спуск. Пистолет сухо щелкнул. Осечка?

Мгновение спустя раздался еще один щелчок, и Уокер с недоумением посмотрел на свой пистолет.

– Дуэль окончена!
– заявил Дед.
– Инцидент исчерпан.

– Исчерпан? Хренов как дров!
– взвизгнул я и бросился на Уокера. Сбил его с ног, и мы покатились по мокрой земле к подножию вышки. Я схватил Уокера за горло и начал душить, но тут что-то шарахнуло мне прямо между глаз. Сознание вспыхнуло, покатилось от меня по дороге огромной, нелепо взбрыкивающей длинными ногами плотью, вращающей глазищами и выкрикивающей истерическим голосом:

– Аватхерминупаймат, тваямат!

Звезды завертелись в глазах и улетели следом за визжащей плотью в никуда, во мрак.

***

– Все хорошо, он приходит в себя.
– Вроде как Дед говорит.
– Тяжелая у тебя рука, парень.

– А что мне оставалось делать?
– Это голос Уокера.
– Он так схватил меня за горло, впору было жопой дышать. Чуть кадык мне не вырвал.

– Андрей, ты меня слышишь?

Правая нависшая надо мной голова - Дед. Левая голова принадлежит Уокеру. Я зажмурился: свет фонарика буквально резал мне глаза.

– Ты как?
– спросил Дед.

– Я... оооох!
– Я попытался поднять голову, но лицо прострелило болью, в глазах вновь полыхнули разноцветные звездочки.
– Мать вашу!

– Что, больно?
– В голосе Уокера прозвучали участие и вина.

– Ах ты, сссс....

– Ничего, все пройдет. На вот, приложи.
– Дед подал мне смоченный холодной водой носовой платок.
– Нос целый, не переживай. Всего и делов, что недельку с фиником под глазом походишь.

– Почему пистолет не выстрелил?
– спросил я.

– Потому что я зарядил каждый одним патроном, а затвор передернул дважды, - ответил Дед.
– Так было надо. Позволил бы я двум пьяным идиотам стрелять друг в друга!

– Я целился мимо, - заявил Уокер.

– А я бы... я бы тоже промахнулся, - ответил я, прижимая холодный платок к онемевшему распухшему носу.
– М-мать, как ноет!

– Прости, я не хотел, - Уокер протянул мне руку.
– Мир?

– Мир, - буркнул я, вставая. Голова закружилась, и я ухватился за железную перекладину вышки, чтобы не упасть.
– Последние два дня просто праздничные для моей башки, все норовят по ней настучать. Манать такие праздники!

– Я видел в ящике у бандюков еще одну бутылку, - сказал Уокер.
– Ее товарки уже опустели, и ей, бедняжке, скучно. Надо бы их соединить.

– Все, хватит!
– рявкнул Дед.
– Слушай мою команду: заткнули рты и шагом марш спать. Я покараулю.

Возразить на такую здравую мысль было нечего. Я направился в дом, выбрал один из матрацев и растянулся на нем, продолжая держать на физиономии мокрый платок. Боль понемногу утихала, все тело налилось просто дьявольской усталостью. Я понял, что смертельно хочу спать.

– Пиндос-кун!
– позвал Уокер, расстилавший у противоположной стены свой спальный мешок. Странно, что спальник у него не из джинсы.
– Слышишь меня?

– Чего?

– Я б не выстрелил в тебя, Богом клянусь.

– Я тоже. Дурацкая была идея.

– Значит, Пушкин и Лермонтов были дураки. Спорное умозаключение.

– Я хочу спать!

– Спокойной ночи.

– Послушай, Уокер, - я вздохнул, - а я ведь не верил, что ты погиб в Припяти. И правильно сделал.

– Слухи о моей смерти сильно преувеличены. Уже потому, что в этот раз я в Припять не ходил. Непроверенные сведения в сеть вбрасывают, олени.