Одиннадцатая заповедь

Окна зданий, окружавших площадь, были заполнены служащими, которые старались лучше разглядеть, что происходит внизу. Коннор снова посмотрел на ограждение для журналистов, которое начинало заполняться. Милиция тщательно проверяла все удостоверения — дело вполне обычное, за исключением того, что некоторых журналистов попросили снять шапки. Коннор некоторое время понаблюдал. Те, кого попросили снять шапки, имели одно общее свойство: все это были мужчины высокого роста. Затем краем глаза он заметил, что неподалеку от него в толпе стоит Митчелл. Он нахмурился. Неужели Митчелл его узнал?

Неожиданно позади него раздался громкий рев толпы, как бывает, когда на сцене появляется рок-звезда. Он обернулся и увидел, что вдоль края площади медленно движется кортеж машин Жеримского. Собравшиеся восторженно зааплодировали, хотя они не могли видеть Жеримского, потому что стекла машин были тонированы. Лимузины остановились, дверцы открылись, но Жеримского все еще нельзя было увидеть, потому что со всех сторон он был окружен дюжими телохранителями.

Когда через несколько мгновений Жеримский стал подниматься по ступенькам, толпа закричала еще громче, и рев стал совершенно оглушительным, когда кандидат взошел на трибуну. Он остановился и помахал рукой сначала в одну сторону, потом в другую. Теперь Коннор мог точно сказать, сколько шагов сделает Жеримский, прежде чем повернется и снова помашет толпе.

Люди подпрыгивали, чтобы лучше увидеть кандидата. Коннор не обращал на них внимания; он следил за милиционерами: большинство из них смотрели в сторону от трибуны. Они явно что-то — или кого-то— искали. У него мелькнула мысль… Но нет, это невозможно; им овладевает паранойя. Он вспомнил, как один старый агент сказал ему, что на последнем задании человек чувствует себя неувереннее всего.

Но если сомневаешься, надо соблюдать одно правило: удалиться из опасной зоны. Коннор быстро оглядел площадь, раздумывая, куда лучше уйти. Ожидая, когда Жеримский начнет говорить, толпа начала успокаиваться. Коннор решил двигаться к северному краю площади в тот момент, когда начнется взрыв долгих аплодисментов. Во время аплодисментов было менее вероятно, что заметят, как он выбирается из толпы. Он почти рефлекторно посмотрел в сторону Митчелла. Тот стоял в нескольких метрах справа — несколько ближе, чем когда Коннор впервые его заметил.

Жеримский подошел к микрофону и поднял руки, давая понять толпе, что он начинает говорить.

— Я увидел иголку, — сказал Сергей.

— Где? — спросил Джексон.

— Вон там, примерно в двадцати шагах от трибуны. У него волосы другого цвета, и он выглядит стариком. Вы должны мне десять долларов.

— Как ты усмотрел его на таком расстоянии? — спросил Джексон.

— Он — единственный, кто сейчас пытается уйти с площади.

Джексон протянул Сергею десять долларов. Жеримский подошел к микрофону.

— Друзья! Товарищи! — провозгласил он. — Для меня большая честь выступать здесь в качестве вашего кандидата. С каждым днем я все более и более убеждаюсь…

Оглядев толпу, Коннор снова увидел Митчелла, который сделал еще один шаг по направлению к нему.

— …Хотя мало кто из наших граждан хочет возвращения к прежнему тоталитарному режиму, огромное большинство…

«Лишь некоторые отдельные слова изменены», — подумал Коннор. Он заметил, что Митчелл сделал еще шаг по направлению к нему.

— …Хочу увидеть более справедливое распределение богатства, созданного вашим мастерством и трудолюбием…

Толпа начала издавать приветственные возгласы. Коннор быстро сделал еще несколько шагов вправо. Когда аплодисменты замолкли, он застыл на месте.

— Почему человек, сидевший на скамье, следит за вашим другом? — спросил Сергей.

— Потому что он — не профессионал, — сказал Джексон.

— Или профессионал, который точно знает, что он делает, — предположил Сергей.

— Боже, не говори мне, что я теряю сноровку, — сказал Джексон.

— Посмотрите на улицы Санкт-Петербурга, товарищи! — продолжал Жеримский. — Да, вы увидите мерседесы, БМВ и ягуары, но кто в них сидит за рулем? Только привилегированное меньшинство…

Когда толпа снова зааплодировала, Коннор сделал еще несколько шагов севернее.

— …Я жду того дня, когда мы перестанем быть страной, где больше лимузинов, чем скромных машин…

Коннор оглянулся назад и увидел, что Митчелл сделал еще два или три шага по направлению к нему. Чего он хочет?

— …и больше счетов в швейцарских банках, чем больниц…

Коннор решил увильнуть от Митчелла во время следующего шквала аплодисментов.

— Мне кажется, я его заметил, — сказал милиционер в штатском, оглядывавший толпу в бинокль.

— Где, где? — Большенков выхватил у него бинокль.

— Двенадцать часов, пятьдесят метров сзади, застыл на месте. Он — перед женщиной в красном шарфе. Он не похож на свою фотографию, но при каждом взрыве аплодисментов он продвигается вперед слишком быстро для человека его возраста.

Большенков сфокусировал на нем бинокль.

— Вижу, — сказал он. Через несколько секунд он добавил: — Да, должно быть, это он. Прикажите тем, кто на двух часах, подойти и задержать его, и пусть те, кто стоят в двадцати метрах впереди, их прикроют. Скорее! — Молодой офицер выглядел нерешительным. — Если мы ошибемся, беру ответственность на себя.

— …Не будем забывать, — продолжал Жеримский, — что Россия снова может стать величайшей в мире державой…

Митчелл теперь был в двух шагах от Коннора, который усердно старался его не замечать. Через несколько секунд должна была последовать долгая овация, когда Жеримский скажет, что он намерен делать, став президентом: никаких банковских счетов, на которых лежит наворованное у народа добро — это всегда вызывало самые громкие крики восторга. Затем Коннор исчезнет, тем самым обеспечив Митчеллу канцелярскую должность в какой-нибудь занюханной глухомани.

— …Я посвящу все свое время служению вами буду вполне удовлетворен президентской зарплатой, вместо того, чтобы брать взятки у бесчестных олигархов, которые заинтересованы только в том, чтобы грабить народное богатство…

Толпа взорвалась восторженными возгласами. Коннор повернулся и начал двигаться вправо. Он сделал почти три шага, когда первый милиционер схватил его за левую руку. Через секунду второй милиционер схватил его справа. Правило первое: если тебе нечего скрывать, не сопротивляйся аресту. Ему скрутили руки за спиной, повалили на землю и надели на запястья наручники. Вокруг трех человек, упавших на землю, образовались любопытные. Их сейчас гораздо больше интересовала эта интермедия, чем слова Жеримского. Митчелл слегка отодвинулся назад, ожидая неизбежного вопроса: «Кто это?»