Одиночество героя
Шрифт:
— С вашего позволения, не курю и не пью, — извинился Климов.
— Только и всего?
— Я человек простой, в дамки не лезу. Отстегнете на бедность штук пятьсот, скажу спасибо.
— Ага. За голову Валерика и за две его базы — пятьсот тысяч долларов? — уточнил Шалва. — Правильно я понял?
— Я же ни на чем не настаиваю. Мое дело предложить, ваше — отказаться. Можем поторговаться чуток. Но поймите и то, Гарий Хасимович, пока он шпанку крутит, вам убытков не счесть. А ведь он на всю Европу размахнулся. Кстати, ближайших подельщиков
В сумрачной душе Гария Хасимовича сплелись воедино недоверие и радость. Питерский оборотистый жучок был перед ним как на ладони. Он хорошо знал эту гнилую, пропащую породу, способную торгануть и родительской могилкой. Шалва верил в предначертание рока. Судьба является к нам иногда в самых неприглядных обличьях: главное — своевременно откликнуться на ее зов. Как раз в тот момент, когда Гарий Хасимович ломал голову, как разрубить узелок с чумаками, пожаловал этот хорек. Такое нельзя объяснить простым стечением обстоятельств.
Шалва закурил третью папироску с анашой. Климов ждал его решения, улыбался застенчиво.
— Почему так?
— Болезнь Дауна. От курева и от спиртного становлюсь как бы буйнопомешанным.
Гарий Хасимович выудил из ящика стола пузатую бутылочку бренди, а также стакан, граненого стекла. Налил всклень.
— Но со мной-то выпьешь, да?
— Безусловно, — сказал Климов. Принял стакан с поклоном и выцедил, не поморщась, до дна. Занюхал рукавом.
Шалва следил за ним одобрительно.
— Так-то лучше… Ну ладно, ты тут пыжился, врал, турусы крутил — это все наплевать и забыть. У вашего брата-жулика у всех мозги набекрень, не у тебя одного. Но шанс тебе дам, Ваня, или как там тебя кличут. Сослужишь службу — отблагодарю. Однако хочу иметь гарантии, что ты не шутку затеял с папой Гариком.
— Слово бизнесмена! — вспыхнул Климов. — И потом, куда я денусь? Вы же меня по Москве за ручку поведете.
— Значит, гарантий нет. Хорошо. Говори, что предлагаешь касательно Валерика?
Климов объяснил. План простой и гениальный. Он брался устроить стрелку между верхушкой чумаков и Гарием Хасимовичем. Как — это секрет фирмы. Есть у него в запасе манок, на который Валерик обязательно клюнет. Точнее, есть человек, которому Валерик поверит. Никаких имен он, естественно, заранее называть не будет, потому что, если назовет, кто же ему потом заплатит.
— Назови, — попросил Гарий Хасимович, — тебе же легче на душе станет.
— Моя жизнь и так в ваших руках, — сказал Климов. — Чего вам надо еще?
Умел, умел убеждать питерский засранец.
— Допустим… И что я буду иметь с этой стрелки?
— Как что? Место выберем. Зафлажкуем, как волка. Он азартный, молодой, самоуверенный. Ловушки не учует. Я его знаю как облупленного. Но условия прежние, Гарий Хасимович. Как хотите, условия прежние. Миллион зеленых и участие в казни.
Сами посудите, разве дорого? Обратите внимание, я никаких гарантий не прошу.Шалва налил ему второй стакан.
— Скажи, парень, тебе раньше доводилось людей убивать? Лично, своими руками?
Климов натурально стушевался, ощущая, как надежно врос в роль. Если бы сию секунду помереть, то умер бы Ваней Грумцовым, Волчком, питерским мелким бандитом.
Выпил стакан, утер губы.
— Не доводилось, нет… Гарий Хасимович, я маленький человек, мне далеко до вас. Но он мне сердце разбил, пустил по миру, смысла жизни лишил. Я с ним рассчитаюсь. Или об стену башкой.
— А миллион зачем?
— На обзаведение. Надо же с чего-то опять подыматься.
— Сколько времени уйдет на подготовку?
— От силы два дня.
Гарий Хасимович набросал на бумажке несколько цифр.
— Ступай, действуй. Будут новости, сообщи по этому номеру. Но не оплошай, Ваня, ох, не оплошай…
Климов выкатился из кабинета и в коридоре наткнулся на Алису.
— Какое везенье! — обрадовался он. — Казаха уже обслужила?
— Он потный и вонючий, — грустно ответила девушка. — Зато есть для тебя гостинец.
Открыла сверкающую ладошку, а там пакетик с кокаином. Климов теперь у нее следующий казах. Пакетик принял с благодарностью.
— Пойдем куда-нибудь в укромное местечко. Надо взбодриться. Босс все жилы вытянул.
Алиса привела его в небольшую комнату, убранную под девичью спаленку — узкая кровать, трельяж, ковер, пунцовые шторы. Климов привлек ее к себе, потискал немного для порядка, девушка изобразила трепетание.
— Послушай, Алиса, поспать бы немного. Хотя бы часок. Я вторые сутки на ногах.
Заметил лихорадочный блеск в смышленых очах.
— Может быть, сначала?…
— Лучше потом… Запри дверь снаружи, а? Через час разбудишь. Куда я денусь, сама подумай.
— Правда хочешь, чтобы ушла?
— Спать хочу, помираю. Я ведь прямо с поезда. Гудели трое суток.
Девушка прижалась тяжелой грудью, поцеловала в щеку.
— Хорошо, милый. Отдохни. Приду через час.
— Мы свое наверстаем, — уверил Климов.
Как только вышла, он упал на кровать, сбросил на пол подушку. Подложил под голову руку. Успел подумать: все хорошо, прекрасная маркиза! — и привычным волевым усилием вырубил сознание.
У французского подданного Симона Барбье (он же Саша Бубон) все чаще возникало странное ощущение, что он слишком долго и сломя голову куда-то бежит и вот проскочил важный перекресток, где можно было остановиться, посидеть на травке, подумать и оглядеться. Не похож ли он на чокнутого марафонца, который задорно сучит ножками на дистанции, не сознавая, что вальяжный судья давно объявил победителем совсем другого? Страх тоненькими ручейками вползал под жабры, как холодная вода за воротник.