Одиночная кампания

— Хорошо.

Мы быстро направились назад, сделали несколько кругов и петель по лесу, чтобы запутать следы, а потом выдвинулись обратно.

— Что случилось, Даллира? — спросил я на следующем привале, — или это секрет?

Я еле-еле дождался этого момента, чтобы спросить.

— У гентеев за эти дни пропало три отряда. Они думают, что виновата я, что это я завела их в западню. Мне больше не доверяют.

— Но ведь это же глупо. Ты же одна из них.

— Ну и что? Я могла и предать их. Я же предавала мемонцев ради них.

Как непросто всё поворачивалось — думалось мне. Гентеи, мемонцы, Свет Юинтена, неизвестные мне генты. Тут и без вмешательства землян хватало загадок и неразберихи. И тем сложнее мне было понять мою роль во всех этих событиях.

Но её нынешнее состояние было, пожалуй, даже хуже. Я понимал, что её переполняют мысли, она не знает, что делать, но тут я был плохим советчиком. Большую часть пути мы молчали. Видно было, что она хочет подумать, и я не мешал ей.

Я заговорил с ней только на предпоследнем привале. Мне показалось, что ей стало немного легче.

— Что ты теперь будешь делать?

— Я не знаю. Меня везде теперь считают предателем, — усмехнулась она, — я не могу вернуться в свой гарнизон, и не могу идти к гентеям. Никогда не думала, что окажусь в такой ситуации.

— Ну, мы с тобой пока что неплохо справляемся и без них.

— Да, — устало улыбнулась она, — я обещала тебе идти до той точки, и я это сделаю.

— А что будет дальше?

— Я не знаю. Может быть, к тому моменту всё разрешится. Может быть, они поймут, что я непричастна.

— А если нет?

— Я не хочу даже думать об этом.

— Может быть, мемонцы всё это специально подстроили, чтобы подставить тебя?

— Возможно.

— Ну а тот профессор, помнишь, о котором ты говорила? Холлисек, кажется. Он может помочь?

— Я не решусь пойти к нему. Он верил мне. У него, наверное, шок от того, что я сотрудничала с гентеями, пусть даже я ничего плохого не хотела.

— Но может быть, он тебе поверит и сможет тебя оправдать.

— Меня туда не пропустят. Едва я подойду, меня арестуют, и ему даже при желании не удастся вступиться за меня. Это если верить, что он вообще может что-то сделать.

— А что, если сказать, что ты ловила меня? И вот — поймала. Сдашь им меня, и тебе поверят.

— И ты правда сделаешь это? Сдашься ради того, чтобы мне снова начали верить? Ты не знаешь, что ждёт тебя в плену. Нет, Гас, я на это не пойду. Или ты так рассчитываешь добраться до Света Юитена? Наш основной лагерь находится не рядом с ним.

— Не думай, что я это предложил для того, чтобы поближе подобраться к вашему Свету. Я понятия не имею, что это. Может, я здесь не из-за него, а из-за ваших гентеев, или как ты там говорила? Генты? Если бы я знал обо всём этом, мне легче было бы судить о своём задании здесь.

— Я не могу рассказать.

— Вот видишь. Ты не можешь. А я один не могу понять. Быть может, ваш Свет важен, но сил слишком мало для того, чтобы захватить его. Ни меня, ни всей группы не хватило бы для этого. Тут что-то другое.

— Возможно.

— Ладно, идём дальше, а то уже скоро сумерки.

— Да. Мы должны успеть дойти до ещё одной пещеры к вечеру.

Всё происходило так же, как и каждую ночь до этого. Днём мне начало казаться, что её доверие ко мне ослабло, но ночь развеяла эти сомнения.

— Нас учили не скрывать свои чувства, — сказала она, когда мы уже лежали и готовились ко сну, — именно поэтому я решилась сделать то, что сделала. Я доверяю тебе, но я не знаю, могу ли я рассказать тебе всё.

— Можешь.

— Несмотря на то, что ты тоже человек, я боюсь этого. Мы оба не знаем, для чего ты здесь.

— Стой. Подожди. Ты сказала «тоже» человек.

— Да.

— А всё время отрицала! — с наигранной обидой сказал я.

— Я всего лишь говорила, что мы родственники.

— Это уже неважно. Рассказывай, — сказал я, — мне не совсем понятно. Разве люди не должны жить на Земле?

— А что, у людей, кроме Земли нет других планет во владениях? — я почувствовал, что она улыбается, — разве люди не построили империю, а?

— Но почему тогда мы высадились на вашу планету с целью нападения?

— История нашей планеты очень долгая. Гораздо дольше, чем можно подумать. Язык наш успел измениться. Мы сами изменились. Не сильно, но изменились. Мы по-прежнему можем спариваться и скорее всего, иметь плодовитое потомство. И как говорят наши биологи, это значит, что мы по-прежнему остаёмся одним видом.

— Ты не ответила на мой вопрос. Почему мы враждуем, Даллира? — переспросил я, когда воцарилось молчание.

Она молча встала и начала одеваться.

— Куда ты? — встревоженно спросил я.

— Идём со мной. Я хочу видеть тебя.

Я оделся. Мы вышли из пещеры и поднялись на небольшую возвышенность. Синий свет, поднимавшийся со стороны, противоположной востоку Юитена, стал несколько ближе.

— Он причина нашей вражды? Свет Юитена? — спросил я.

— Да. Именно он.

— То, что он ценен, я понял. Это что-то научное?

— Нет. Абсолютно нет, — тихо сказала она, — я пошла служить в этот гарнизон, потому что сама хотела узнать о нём больше.

— И что ты узнала?

Она не отвечала. Видно было, что её одолевают сомнения.

— Мне некому довериться, — наконец сказала она, — я не знаю, что мне делать, понимаешь? Я в западне. Я разрываюсь между несколькими огнями и не знаю, как быть дальше.

— Мне ты можешь доверять.

— Да. Это большая ирония высших сил — я могу довериться только коренному землянину. Как это глупо и поучительно.

— Расскажи мне обо всём по порядку, и я обещаю, мы вместе сможем найти правильное решение.

— У нас есть несколько версий. Но самая достоверная в том, что земляне-колонисты на Мемоне были не первыми. Кто-то жил здесь до них. Следов их так и не нашли, кроме одного.

— Свет Юитена?

— Да. Были и те, кто хотел распространить версию о том, что мы сами его создали. Но сейчас ведь мы не можем изобрести ничего подобного. Значит, скорее всего, это были не мы.

— Что же, веский довод, — сказал я, — а что собой представляет этот Свет?