Одиночный полёт

– Да... нет! Близко!

– Выше, ниже?

– Ниже. Секундное молчание. И ровный голос пилота:

– Ладно. Постреляйте по ним из своего пугача... Действительно. А что им еще остается? Тут уж все от Бога и от случая. Ни отвернуть, ни скрыться на своем тихоходе они не смогут.

Штурман, угрюмо глядя на стремительно приближающегося врага, склоняется к пулемету.

И вдруг он чуть не вскрикивает. Какая удача! Как же он сразу не понял? Истребители выскочили из облачности. Поэтому-то они и появились так неожиданно. Их надо отпугнуть всего на десять-пятнадцать секунд, и экипаж спасен. А ну-ка...

Он припадает к прицелу и дает длинную отчетливо видимую веерообразную очередь. Он знает, что на такой дистанции не попадет, да и не старается попасть. Ему нужно всего лишь на несколько секунд ошеломить противника.

Пулеметная трасса вспарывает небо между истребителями. "Мессершмитты" шарахаются в стороны.

Ну, ладно. Сейчас они поняли, кто перед ними, и начнут разворачиваться для атаки, но дело сделано. Перед бомбардировщиком свободный путь к облачности. Облака, правда, реденькие, но это и лучше. В плотных облаках они не смогли бы вести машину.

Истребители проносятся мимо и исчезают в задней полусфере.

– Командир, прибавьте газу!

Моторы взвывают на самых высоких оборотах. Только бы они не отказали...

Истребители появляются в поле зрения стрелка настолько неожиданно, что в первый момент он не может сообразить, что это за самолеты и откуда они взялись.

Секунду он в растерянности смотрит на них, потом резко поворачивает пулемет. Истребители заходят для атаки. Вот они закончили маневр и устремляются на стрелка. Они растут на глазах, зловеще нависая над хвостом бомбардировщика.

Ш-ших! Пульсирующая очередь снарядов проносится над самой головой стрелка. В ответ стрелок нажимает гашетку пулемета: Р-рых!

И все. Пулемет смолкает.

Немецкий ведущий взмывает вверх. Но второй истребитель делает доворот, и на его крыльях начинают биться язычки пламени. Немец пустил в ход все свое бортовое оружие, и белые плети подбираются все ближе к стрелку. Теперь уж стрелок ничего не может сделать,.. И вдруг все меняется. Разом, мгновенно "мессершмит- ты" исчезают, словно растворяются в молоке. Словно их и не было никогда. Словно их атака была всего лишь дурным сном.

Стрелок протирает глаза, оглядывается и вдруг начинает истерически, взахлеб смеяться. Ушли!..

31

Бомбардировщик выскакивает из облачности прямо на громадный багровый солнечный диск. Штурман щурит глаза.

– Командир, подходим к аэродрому. Что вы намерены делать?

– Садиться.

Штурман судорожно стискивает зубы и проглатывает внезапно перехвативший горло ком. Надо быть пилотом чтобы так просто и буднично решиться на то, над чем штурман бился от самого Кенигсберга.

– Спасибо, Василь Николаевич.

– У вас готовы расчеты?

– Да.

– Командуйте заход. Штурман смотрит на землю.

Через десять секунд начинаем левый разворот. Внимание! Разворот!

Машина делает круг над аэродромом и точно выходит на посадочную полосу.

Полоса какая-то странная - вся в пятнах, словно залатанная.

– Командир, выпустите шасси... закрылки... Дайте чуть штурвал от себя... командует штурман.

Он с удивлением приглядывается к аэродрому. Да неужели это их аэродром?!

Все вокруг изрыто громадными воронками, стоянка усеяна обломками самолетов.

Сколько же их осталось? Семь... нет - восемь машин. Всего восемь!

Теперь штурман понимает, что произошло. Налет вражеской авиации. Возможно, одновременно был произведен налет и на соседний полк, с которым они должны были идти на Кенигсберг...

Так вот что это за пятна на взлетной полосе - только что засыпанные воронки. Несмотря ни на что, товарищи ждут их и сделали все возможное, чтобы они смогли сесть...

– Идем точно, высота триста, - говорит штурман командиру. Впереди посадочные знаки.

– Высота двести... Чуть-чуть доверните вправо. Достаточно. Хорошо, командир.

– Высота сто... Идем точно. Полоса хорошо видна, все чисто.

Чувства Добруша напряжены до предела. Голос штурмана... разве это нужно пилоту, чтобы посадить машину? Оп должен сам видеть полосу. Сам!

– Высота семьдесят... Хоть на мгновение. Только на одно мгновение...

– Пятьдесят...

Пилот снимает руку со штурвала. Секунда, и бинты летят на пол кабины.

– Десять. Возьмите штурвал чуть на себя... Только на мгновение...

– Пять...

Пилот открывает глаза. Снаряд во второй раз взрывается в кабине. Мир становится еще чернее.

– Два...

Если бы штурман увидел сейчас лицо пилота, он подумал. бы, что тот сошел, с ума. Пилот улыбался. Боль стала невыносимой.

Этот полет он сделал от начала до конца, сложил по кирпичику, как каменщик складывает здание...
– Один.

Самолет касается земли. Рев моторов обрывается, словно обрезанный. Слышен стук амортизаторов.

Но Добруш уже ничего не слышит. Он выпускает штурвал из рук и повисает на привязных ремнях. В его меркнущем сознании проносится зеленое поле аэродрома, ватные облака, голубое небо... Тело пилота вздрагивает, руки приподнимаются, будто стремясь дотянуться до штурвала, и падают... Сердце смолкает.