Одиночный выстрел

— Кого?

— Капитана медицинской службы Бориса Чопака.

— Твой знакомый? — Петров внимательно посмотрел на нее.

— Да. Еще с Одессы. В научной библиотеке я работала вместе с его сестрой Софьей, бывала в их семье. Прекрасные, гостеприимные, добрые люди. Отец его — профессор медицинского института Яков Савельевич… — она достала платок из нагрудного кармана гимнастерки и вытерла слезы на щеках. — Как сообщить им о таком несчастье?

— Но вдруг Борис Чопак жив и попал в плен?

— Еще неизвестно, что хуже, Иван Ефимович, — грустно произнесла Людмила. — Фрицы отвратительно обращаются с пленными…

В комнате воцарилась тишина. Петров молча рассматривал свою собеседницу. От недавнего ранения у нее остался заметный, чуть красневший на щеке возле уха черточка-шрам. Пышные темно-каштановые волосы почти закрывали его. Но когда она откидывала их в сторону привычным движением руки, он все-таки был виден. Знаменитый снайпер сильно похудела, выглядела безмерно уставшей, измученной.

— Дочка, — сказал генерал-майор, — проси чего хочешь.

— Чего? — она надолго задумалась. — Хотя мечта у меня есть.

— Говори, не стесняйся.

Петров полагал, будто сейчас услышит просьбу о длительном отпуске, о поездке к родным, или может быть, что-нибудь сугубо женское. Например, ткань на платье, белье, духи, косметика. Да мало ли вещей, необходимых в дамском обиходе, теперь не сыщешь ни в каких магазинах.

— Я мечтаю стать офицером.

— То есть получить звание младшего лейтенанта? — уточнил он.

— Именно так. Я хочу продолжать службу в армии. Я люблю военное дело и хорошо стреляю. Я с фашистами еще не рассчиталась за гибель моих друзей и однополчан. Гитлеровцев надо наказать за все, что они сотворили на нашей земле. Наказать жестоко, чтобы они и их потомки запомнили поход в Россию навсегда. Можно исполнить эту просьбу?

— Можно, — ответил ей Петров торжественно и четко. — Твоя просьба — простая, и она мне нравится. Через три дня я уезжаю из Новороссийска в Краснодар, в штаб Северо-Кавказского фронта. Главнокомандующий, маршал Буденный, просил меня представить ему комсомольцев — героев Севастопольской обороны. Ты поедешь со мной. Думаю, маршал охотно подпишет приказ о присвоении звания «младший лейтенант» старшему сержанту Павличенко, кавалеру ордена Ленина…

Волшебной музыкой небесных сфер прозвучали для нее слова Ивана Ефимовича. Если 6 не армейская субординация, то Людмила наверняка бы бросилась ему на шею и расцеловала. Ибо по-другому выразить чувство благодарности и восторга, охватившее ее, было невозможно. Однако не пристало командирам Красной Армии вести себя с детской непосредственностью. Люда вытянулась по стойке «смирно» и ответила строго по Уставу:

— Служу Советскому Союзу!

Зато совсем неформальным и даже сердечным получился прием в штабе Северо-Кавказского фронта у маршала Буденного. Семен Михайлович, легендарный герой Гражданской войны, оказался человеком добродушным и приветливым. Петров по очереди представлял ему молодых севастопольцев: двух пулеметчиков, трех артиллеристов, минометчика и четырех пехотинцев, в том числе — снайпера Павличенко. Буденный каждого коротко расспрашивал, потом пожимал руку и говорил какие-нибудь хорошие слова, в основном — благодарил за стойкость и мужество, проявленные в боях.

Людмила тоже ощутила крепкое рукопожатие старого кавалериста. С улыбкой глядя на миловидную девушку-солдата, он спросил:

— Каков боевой итог на сегодня, старший сержант?

— Триста девять уничтоженных фрицев, товарищ маршал.

— Молодец! — похвалил командующий фронтом и, склонившись к ней, тихо добавил, — Честное слово, такой красавице лейтенантские «кубари» будут к лицу. Не хуже, чем бриллианты.

— Спасибо, товарищ маршал!..

Превращение в офицера, как водится, случилось на вещевом армейском складе. Гимнастерка — не солдатская хлопчатобумажная, а из габардина полушерстяного, с малиновыми петлицами, тонко окантованными золотым шитьем, с кубиком из красной эмали в центре и пехотной эмблемой в углу. Не пилотка, выгоревшая под крымским солнцем, а фуражка с малиновым околышем и черным лакированным козырьком. Шинель не из толстого невальцованного сукна, а из драпа. И сапоги, конечно, не кирзовые, а хромовые. Ремень с плечевой портупеей и кобурой для пистолета она тоже получила новый — с латунной командирской пряжкой в виде звезды.

Теперь вставал вопрос о месте дальнейшего прохождения службы. Людмила придерживалась старинной армейской привычки: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Право, было ей все равно, кем назначат, куда откомандируют. Опять же, армейская присказка: «Меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют». Но, похоже, в кадровом управлении Северо-Кавказского фронта на карьеру младшего лейтенанта Павличенко взглянули по-другому. Они определили ее не на фронт. Получив новенький «Военный билет», Людмила там прочитала: «Командир снайперского взвода. 32-я гвардейская воздушно-десантная дивизия».

Испугавшись не шутку, снайпер Люда стала объяснять, что высоты боится с детства, прыгать с парашютом не умеет и не хочет и лучше бы ей — под Сталинград, где немцы прут вперед, как бешеные.

— Да вы так не волнуйтесь, Людмила Михайловна, — вежливо ответил ей лощеный молодой капитан, сидевший за столом, заваленном бумагами. — Приказ о формировании 32-й гвардейской дивизии ВДВ получен буквально на днях. Летать вам никуда не придется. Потому что транспортных самолетов у нас не хватает… При нынешней ситуации воздушно-десантные соединения — просто наша отборная, самая лучшая пехота.

— Стало быть, без парашютов? — на всякий случай спросила она.

— Абсолютно.

— И где эта дивизия?

— Поедете в Московский военный округ. Там в августе начнут формировать восемь новых воздушнодесантных корпусов, используя для сохранения секретности те же организационные обозначения, что и раньше. Вам понятно?

— Да, вполне.

— Теперь следующее. Поскольку отныне вы — в штате гвардейской воинской части, то вам положен знак «Гвардия». Вам выдадут его в соседнем кабинете. Прикрепите на гимнастерку справа.

— Слушаюсь, товарищ капитан.

Интересное получалось совпадение. В Москву на доклад к Сталину собирался лететь генерал-майор Петров. Об этом он сказал ей во время того самого приема в штабе Северо-Кавказского фронта, который завершился вручением наград и небольшим угощением для присутствующих. Зачем-то Иван Ефимович спросил Люду, как она относится к перелетам по воздуху, не укачивает ли ее при взлете и посадке. Павличенко ответила, что не знает этого, так как никогда не летала. «Все в жизни надо попробовать, дочка», — хитро улыбнулся ей Петров…

Прожив в Киеве, столице Украины, без малого десять лет, Людмила думала, будто и Москва, столица СССР, на него похожа. Однако Москва была совершенно иной: большой, величественной, строгой. Сила и мощь огромной страны словно бы нашли в ней точное воплощение. Не без волнения Люда впервые взглянула на краснокирпичные стены Кремля и на его башни, увенчанные рубиновыми звездами. Улицы и площади в центре города удивляли ее своими изрядными размерами, здания — своей высотой и особой, по-имперски внушительной архитектурой.