Одинокая леди
Шрифт:
Другого объяснения я не нашла. Поэтому сунула таблетку обратно в баночку. Существуют и другие, более здоровые способы оставаться в рабочем состоянии.
Я провела два часа в гримерной и у парикмахера. Мне подцветили волосы и брови, покрыли все тело тоном, отчего оно стало словно отлитое из светлой бронзы. Затем начались поиски костюма. Они остановились на коротком прилегающем платье из замши, прошитой яркой цветной нитью. Они называли это убожество костюмом Дебри Педжет — видимо, она снималась в нем, когда играла роль матери-индианки в старом фильме Джефа
К десяти утра меня доставили на машине на съемочную площадку.
Чэд подошел к машине и поцеловал меня в щеку.
— Ты выглядишь потрясающе. Сенсационно! — сказал он. — Хорошо спала?
Я кивнула.
— Чудесно, — сказал он и представил меня человеку, который подтрусил к нам иноходью. — Это твой режиссер Марти Райэн, А это Джери-Ли Рэндол.
На Райэне была застиранная голубая рубашка и ковбойские джинсы.
Рукопожатие его оказалось крепким.
— Рад познакомиться, Джери-Ли, — сказал он с сильным западным акцентом.
— Очень приятно, — церемонно ответила я.
— Готовы к работе? Я молча кивнула.
— Замечательно, — сказал он. — Мы тоже готовы и можем снимать первый эпизод с вашим участием.
Я почувствовала, как меня начинает охватывать паника, но усилием воли подавила ее.
— Я получила сценарий только вчера поздно вечером, — сказала как можно спокойнее. — И у меня не было ни малейшей возможности хотя бы просмотреть его. Так что я не знаю ни слова из роли.
— Нет никаких проблем! — заверил он меня. — В этом эпизоде у вас нет диалога. Ни одного слова. Идите за мной!
Я последовала за ним.
Мы подошли к тому месту, где стояла съемочная аппаратура. За ней, как выяснилось, начиналась «индейская деревня», уже выстроенная декораторами.
С десяток людей в индейских костюмах сидели у деревянного упаковочного ящика и играли в карты. Чуть дальше, у загона для скота, двое парней в ковбойских джинсах занимались лошадьми.
— Эй, Терри! — крикнул режиссер, — давай сюда ее лошадку!
Ковбой, который был ниже ростом, подощел к большой белой лошади, взял ее под уздцы и направился к нам.
Пока он вел лошадь, режиссер провел со мной режиссерскую работу:
— Эпизод абсолютно простой: вы выходите из вигвама — во-он того, — оглядываетесь, затем подбегаете к лошади, прыгаете в седло и галопом скачете прочь. Я уставилась на него, ошеломленная в такой степени, что не могла вымолвить ни слова.
— Все это звучит куда более сложно на словах, чем будет на самом деле, — постарался объяснить он. Наконец, я сумела хотя бы покачать головой.
— Кто-то сделал огромную ошибку. Он взглянул на меня с удивлением.
— Что вы хотите сказать?
— В том сценарии, который я читала несколько дней назад, не было ни одной сцены на лошади.
— Мы переписали сценарий так, чтобы у вас появилось больше материала для роли, — сказал он. — Теперь у вас одна из ведущих ролей. По сути дела, теперь вы — вождь племени. Вы взяли на себя руководство, потому что ваш отец лежит раненый.
— Звучит потрясающе, — сказала я, — за одним исключением: я
не умею ездить верхом.— Что вы сказали?
— Я никогда не ездила верхом. Он тупо уставился на меня. Подошел Чэд, видимо, почувствовав, что у нас что-то не так.
— В чем дело? — крикнул он, приближаясь. Режиссер ответил ему уныло:
— Она не умеет ездить верхом.
Чэд уставился на меня в крайнем изумлении.
— Ты — не ездишь?
Я яростно потрясла головой.
— Я даже ни разу не сидела на этой штуке.
— О, дерьмо собачье! — взвился Чэд. — Какого черта ты мне ни слова не сказала раньше?
— Вы никогда не спрашивали меня, — ответила я, — И кроме того, в том сценарии, который я читала у вас, ни слова не говорилось о сценах в седле.
— И что мы будем теперь делать? — спросил его режиссер.
— Снимем дублера, — сказал Чэд.
— Отпадает, — сказал режиссер, как отрезал. — Это телевидение.
Каждый кадр — крупным планом. Так что нет ни малейшей возможности снимать дублера.
Чэд повернулся к ковбою.
— Сколько времени понадобится тебе, чтобы научить ее ездить верхом?
Маленький ковбой осмотрел меня с головы до ног щелочками глаз, перекинул жвачку языком от одной щеки к другой, потом цвиркнул длинной желтой слюной в грязь и вынес заключение:
— Если она толковая и будет учиться быстро, то понадобится около недели, чтобы делать то, что вы там придумали в сценарии.
— Мы в полном дерьме! — запричитал Чэд. — Я знал это! В ту самую секунду, когда ты появилась в моем кабинете, я почувствовал, что пахнет бедой.
Я рассердилась.
— Нечего валить всю вину на меня! Начнем с того, что я не хотела соглашаться на эту вонючую роль, будь она проклята! Но вы не желали слышать «нет» ни в коем случае!
— Каким образом, провались оно все в тартарары, мог я предположить, что ты не ездишь верхом? — рявкнул он на меня.
— Единственная лошадь, которую я видела, была запряжена в карету и стояла перед входом в гостиницу "Плаза Отелы> в Нью-Йорке!
— Нет, меня сглазили, — вздохнул Чэд.
— А что мне делать с Куинни? — спросил маленький ковбой, указывая на белую лошадь.
Чэд поглядел на него так, что не оставалось никакого сомнения в том, что нужно делать с этой лошадью и вообще со всем на свете.
— Скажите, она не злая? — спросила вдруг я маленького ковбоя.
— Как дитя, — сказал он. — Любит всех на свете.
— Помогите мне, — попросила я. — Хочу попробовать, как это у меня получится.
Он встал у левого бока лошади, сложил руки замком и сказал:
— Поставьте сюда левую ногу. И перекидывайте через седло правую ногу.
— О'кей! — я сделала так, как он велел, и одно мгновение все шло чудесно. До того момента, как лошадь двинулась, потому что в следующий момент моя нога повисла где-то с другой стороны, потом взвилась в воздух, и я шлепнулась в грязь с правого бока лошади. Та встала.
— С тобой все в порядке? — бросился ко мне Чэд. Я приподнялась и, опираясь на локоть, огляделась.