Одинокая волчица

— С кем поведешься, от того и лечишься, — шутя отбил подачу Андрей. — В принципе, все болезни так или иначе заразны…

— Скрупулезно подмечено, — хмыкнула я. — Ладно, освежу твою память. Павел с Милочкой. Галка без Тарасова, он в командировке. Алина с кавалером, каким — не знаю, она их меняет чаще, чем я посудные полотенца…

— Раз в полгода, что ли? — с невинным видом осведомился Андрей.

— Примерно, — уклонилась я от дальнейшей пикировки. — Вроде бы никого не забыла. Вместе с нами семеро.

— Хоть посмотрю на эту твою Алину в нормальных условиях, — сказал Андрей. — А то только слышу о ней, а видел один раз на больничной койке в бинтах. Чем она там занимается, на кофейной гуще гадает?

— На картах Таро, — поправила я. — И не гадает, а занимается психоанализом. Почувствуй разницу.

— Не могу, — искренне признался Андрей. — Не чувствую никакой разницы. Что в лоб, что по лбу. А ты без чего-то эдакого существовать не можешь? С нормальными людьми тебе общаться скучно. Тебе обязательно нужно что-то нетрадиционное. Не преступник, так хотя бы жертва преступления под мистическим соусом…

Мы свалили покупки в холодильник и без сил распластались в креслах. В конце апреля природа очередной раз сошла с ума и выдала почти августовскую жару. По закону свинства, на майские праздники следовало ожидать морозов, причем синоптики этого оптимистического прогноза отнюдь не опровергали, а прямо-таки с садистским удовольствием подчеркивали. Несчастная Россия, даже погода в ней живет по своим собственным законам!

— Во сколько съезд гостей? — вяло поинтересовался Андрей.

— Званы к шести, — так же вяло отозвалась я. — К семи, надо полагать, соберутся. Слушай, будь другом, налей чего-нибудь попить.

Андрей со стоном поднялся и спросил для порядка:

— А что мне за это будет?

— Благодарность в приказе, — для порядка же ответила я. — И почетное право мыть посуду после ужина.

Вот уж последнее Андрею точно не грозило ни при какой погоде. Посуду мыть он не любит патологически и время от времени предлагает мне купить набор разовых тарелок и стаканов. На это, в свою очередь, не соглашаюсь я, потому что терпеть не могу все связанное с дешевыми забегаловками и очень люблю красиво сервированный стол.

Так что посуду всегда мою я, хотя на моего друга периодически накатывает другой бзик и он начинает настойчиво агитировать за покупку посудомоечной машины. Мне же мысль всадить в это дело около пятисот долларов кажется смешной и абсурдной: за подобную сумму я все вручную помою. Что и делаю.

Андрей принес с кухни два стакана холодного пива. Но не успели мы сделать по глотку, как зазвонил телефон. Разумеется, не к добру, потому что требовался Андрей, а ему, в основном, звонили по служебным делам. Мягко говоря, неприятным.

— Завтра исключается, — твердо сказал он, внимательно выслушав собеседника на том конце провода. — Во-первых, я выходной. Во-вторых, завтра вся страна гуляет, так что работать будет просто невозможно. И в-третьих, у жены день рождения.

Я только подняла брови. «Жена» — это было что-то новенькое, во всяком случае, в лексиконе моего друга.

— Деньги лишними не бывают, но завтрашний день, повторяю, исключается. С послезавтрашнего утра — ради Бога, все, что угодно. Да. Нет, Павлу звонить бесполезно, он скажет все то же самое. Спасибо. И вам не болеть.

Андрей положил трубку, взял свой стакан и с наслаждением сделал огромный глоток.

— Начальство просило тебя поздравить с днем рождения, — объявил он, закуривая сигарету.

— Так речь шла обо мне? — сделала я большие глаза. — А я-то ломаю голову, кого ты имеешь в виду.

— Да не придуривайся ты, — беззлобно отмахнулся Андрей. — Хочешь, пойдем и поставим эти самые штампы в паспорте. Будем супругами в законе. А то все только собираемся.

— Пойдем и поставим, — покладисто согласилась я. — Праздники кончатся и пойдем. Страна, между прочим, гуляет не только завтра, а дней десять подряд. Прикинь: с первого по четвертое, а потом с восьмого по десятое. В перерыве только-только опохмелиться успеет.

— И то правда. Угораздило же тебя родиться первого мая! Одним праздником в жизни меньше.

— И ещё всю жизнь маяться, если верить приметам. Слушай, давай пойдем жениться в следующем месяце. А то маяться придется уже на пару.

— Логично. А теперь давай-ка на кухню. Ты будешь шеф-поваром, а я — кухонным мужиком. Иначе завтра ничего не успеем.

Забегая вперед, скажу, что до загса мы и в этот раз не дошли. Текучка заела. А главное, мое вечное везение — попадать в ситуации, от которых получается только головная боль и нервотрепка. Даже без какой-то моральной компенсации за все заморочки.

Глава вторая

— Дикая чушь! — воскликнул он и с раздражением отбросил от себя книгу, за чтением которой он пытался уйти от одолевавших его назойливых, невеселых мыслей. И тут же задохнулся от приступа невероятной слабости: теперь любые эмоции были для него слишком большой роскошью.

На балконе роскошного загородного дома в кресле сидел старый человек. Все окружающие уважительно величали его Боссом, а за глаза окрестили Попугаем: за маленький рост, щуплое телосложение, крючковатый нос, больше похожий на клюв, и манеру держать голову немного набок. Только взгляд у этого Попугая был скорее орлиным — пронзительный и жесткий.

Глядя на этого респектабельного старика, трудно было представить, что большую часть своей бурной жизни этот человек возглавлял одну из крупных преступных группировок, был признанным авторитетом в бандитском мире и неоднократно отбывал срок, пока не понял, что в нынешних условиях совсем не обязательно грабить и убивать так, как он это делал раньше. Проще заняться легальным бизнесом и, используя свои старые связи, добывать деньги под вывеской крупной и уважаемой фирмы.

Пусть некоторые помнили, откуда он пришел в бизнес, а кое-кто из особо отчаянных даже пытался рассказать об этом общественности. Босс с самого начала избрал тактику презрительного молчания: никому не мстил, не угрожал — просто не замечал и лишь ронял иногда излюбленную фразу:

— Собаки лают — караван идет.

И его «караван» действительно шел, фирма процветала. Возможно, секрет успеха Босса заключался ещё и в том, что он не лез в политику, не стремился к открытой власти и если соглашался давать деньги на избрание кого-то на высокий пост, то непременно отпускал столько же на поддержку соперника кандидата: кто-то обязательно выигрывал, а Босс получал обратно свои деньги с процентами, да ещё и сохранял со всеми наилучшие отношения.

Через десять лет после создания фирмы Босс все ещё был силен и уважаем, но один он знал, что это все — только роскошная декорация, за которой — пустота. Умри он завтра, его империя мгновенно развалится, её растащат на куски, потому что преемника у него не было. А Босс сознавал, что жить ему осталось недолго: страшный диагноз, поставленный врачами полгода назад, не оставлял никаких надежд.