Одинокая звезда

– Ничего, пусть он у нее живет. Дима, как мне хочется послушать песню про лето! У Стаса плеер есть, чтобы сразу, когда поют, записывать. Можно, я к тебе когда-нибудь приду, и ты споешь ее под гитару, а я запишу? Я Стасу обещала дать послушать песни на мои слова.

Маринка все наврала. Со Стасом она давно порвала, и никакого плеера у нее, конечно, не было. Но ей безумно хотелось побывать еще раз в его комнате, посидеть рядом с ним на их диване. Хоть час счастья – неужели она не имеет на это права? Скажет потом, что плеер сломался.

И Дима купился. Он сразу поверил ей и про Стаса, и про плеер – ему так хотелось, чтобы у Маринки в личном плане все наладилось.

– Конечно, приходи, – согласился он. – Можешь, если хочешь, с ним приходить. Я Лену позову, познакомимся.

– Нет, это неудобно, – возразила Маринка. Только Лены ей не хватало. – Он не согласится. Знаешь, я ему про нас с тобой рассказала, и он будет ревновать. Лучше я одна приду. Я ненадолго. Запишу и уйду.

– Ну как хочешь. Можешь завтра прийти. Нет, завтра мы с Леной идем на кафедру информатики. Приходи послезавтра. Часика в четыре. Я спою, ты запишешь, а потом я тебя провожу до вашего дома. Ты пойдешь к себе, а я к Лене.

Через слово у него – Лена, Лена, Лена! – расстроилась Маринка. Боже, какая мука! Но надо терпеть. Зато хоть побываю еще раз там, где я была так счастлива. Смотреть на него, слушать, как он поет, видеть его пальцы, перебирающие струны, – такое наслаждение! Могу я себе хоть изредка это позволить? Не все же одной Ленке.

Когда через день, стоя у знакомой двери, она нажимала на кнопку звонка, у нее подкашивались от волнения коленки. Дома Маринка не стала пить никаких таблеток, чтобы не быть заторможенной, – ведь тогда она не почувствует, не испытает всего счастья в полной мере. Она хотела надеть свою самую прозрачную и открытую блузку, но потом передумала.

«Все равно мне его сегодня не соблазнить, – решила Маринка, – когда у него в обоих глазах по Ленке. Только насторожу».

И она оделась поскромнее.

– Представляешь, плеер сломался, – заявила она с порога, когда он открыл дверь. – Такая жалость! Но раз уж договорились, хоть послушаю.

– Ничего, я на кассету запишу, – успокоил он ее. – Мой музыкальный центр это позволяет. Проходи.

С замиранием сердца она вошла в его комнату. Вот их диван – и компьютер на том же месте. И полка с книгами. Она подошла к столу и принялась рассматривать фотографии под стеклом. Он с Леной на Красной площади. Он с Леной под елкой. Он и Лена танцуют, наверно, в Кремле. Такие красивые и счастливые! Она даже тихонько застонала от боли – хорошо, что он не слышал. Настраивал гитару, потом включал свой музыкальный ящик.

– Дима, можно я у тебя спрошу одну вещь, – набралась храбрости Маринка. – Только ты, пожалуйста, не сердись, ладно?

– Как я могу на тебя сердиться, Мариночка! – ласково отозвался он. – Спрашивай, конечно. Что ты хочешь знать?

– Скажи, если бы тогда… помнишь?… если бы все случилось… между нами… это изменило бы что-нибудь? Ты бы все равно был с Леной?

– Конечно! – быстро ответил он. – Это ничего бы не изменило. Только все стало бы намного сложнее. Ты молодец, что не поддалась, – спасибо тебе!

– Я так и думала. – Она опустила глаза, чтобы он не заметил с трудом сдерживаемые слезы. – Ну давай, начинай – мне не терпится послушать ту песню. А потом спой еще что-нибудь из нашего репертуара.

Она села на диван, а он на стул перед ней, и начал перебирать струны гитары. Но вдруг вспомнил, что забыл нажать на какую-то кнопку в музыкальном центре. Он потянулся к ней, и его плечи и грудь оказались совсем близко от Маринкиного лица.

Почувствовав его запах, она едва не потеряла сознание. Не в силах больше совладать с собой, Маринка прижалась губами к этой – такой любимой! – груди и поцеловала ямочку между ключицами в расстегнутом вороте его рубашки.

Дима отпрянул и испуганно взглянул на нее.

– Мариночка, ты что? Зачем? – прошептал он. – Это нехорошо. Нельзя!

– О, Димочка, прости меня! – зарыдала несчастная Маринка. – Прости, я не смогла – я просто не удержалась! Я правда хотела только послушать. Но я не могу, не могу – я так люблю тебя!

– Ну-ну, солнышко, не плачь, не надо! – Он присел перед ней и протянул стакан с водой. – На, выпей и успокойся. Это я виноват – я ведь думал, что у тебя все прошло. Не надо было мне звать тебя к себе.

– Нет, Димочка, нет! Позволь мне хоть иногда… видеть тебя, быть с тобой рядом. Клянусь, больше такое не повторится! Позволь мне быть тебе другом – только другом! Не отталкивай меня совсем, умоляю!

– Хорошо-хорошо! – торопливо заговорил он, глядя на нее своими бархатными глазами с жалостью и состраданием. – Конечно, мы останемся друзьями. Ты пей, пей!

– У тебя нет валерьянки? – спросила она, вытирая слезы. – В таблетках.

Он сбегал в другую комнату и принес пузырек с желтыми таблетками.

– Можно, я возьму сразу три?

– А не много? Тебе не будет плохо? – заботливо спросил он.

– Ничего, я всегда так пью. Зато потом можно ничего не чувствовать и жить дальше.

Она проглотила таблетки и встала.

– Я пойду, Димочка. Еще раз – прости меня. Я люблю тебя очень сильно! И наверно, это навсегда. Но докучать тебе больше не буду. Помни: если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь – только позови! Прости, что я обманула тебя. Нет никакого Стаса – мне никто не нужен, кроме тебя. Я давно с ним порвала.

Да, она отняла тебя у меня. Но отнять мою любовь к тебе даже она не в силах. Прощай!

Дима закрыл за ней дверь и долго сидел, потрясенный. Чувство сострадания и бесконечной жалости к этой чудесной девушке, так преданной ему, овладело им. Только теперь до него дошло, как она страдала все это время. Как же он виноват перед ней! Он только сейчас это понял.

Что он может сделать, чтобы искупить свою вину? Не отталкивать ее – ни в коем случае. Быть внимательным, заботливым, не подавая при этом надежды на возобновление прежних отношений. Это очень трудно, но надо постараться. Может, ее рана постепенно затянется?

«Как Лена чувствовала Марину! – думал он. – Конечно, они всю жизнь дружили, знают друг друга с детства и понимают с полуслова. А я, чурбан неотесанный, позволил себе так лопухнуться!»

И желая испытать хотя бы частицу ее боли, он попытался представить себе, что бы он чувствовал, если бы Лена поступила с ним так же, как он с Мариной.

И содрогнулся.

Нет, нет, не надо! – в отчаянии взмолился он. Марина – женщина, она сильная, она выдержит. А я – я бы не смог, я же дышу Леночкой! Без нее я просто вымру, как мамонт. Но она никогда не покинет меня – она же любит меня по-настоящему. А когда любишь по-настоящему, разлюбить невозможно.