Одинокий рейд
Шрифт:
Вторым фактом было разведывательное судно Советов, маскирующееся под траулер. Тот просто не успел выйти даже на дистанцию радиоконтакта — «Вattlecruiser» уже ушёл проливом Дрейка в Тихий океан».
Глава Федерального агентства аккуратно внёс ещё одну запись с простановкой даты о смерти «объекта» за номером и кодовым словом, под которым числился норвежский пилот, так и не решив, стоит ли завтра выложить всю имеемую информацию на очередном совещании штаба.
«Хорошо хоть президент у нас, пусть и с заворотам в голове, но порой порешительней, чем кто-либо
Крейсер.
Те, кто предпочитает скорее «быть» (в понятии), чем «казаться», теряют в дешёвой и навязчивой популярности.
Тихий покорно притих, раскатав, разгладив пронзительно иссиня-зелёный «ковёр» своей неоглядности, оставив лишь мелкую рябь.
Давили хорошо — 200 оборотов на каждый винт (на валах только свист стоит), с расчётом пройти траверз Пасхи с наступлением ночи. Поэтому и противолодочного как такого не делали. Так…, периодически клали руля на румб-два, а «забежавший» вперёд «камов», опустив в воду антенну ГАС, слушал — никто там, притаившийся под водой не метнётся на эту неожиданную смену курса.
Голоса вахтенного и рулевого рассеивались в объёме ходовой рубки, не долетая до стоящего у двери на крыло мостика Терентьева.
Хотел спокойно выйти покурить, но спокойно не получалось. Потому что по расчётам вошли в зону действия чилийской авиации. Полагал не прозевать момент, но «чилийца» всё не было, и Терентьев начинал нервничать.
«Я так никогда не брошу курить»!
Стоял, дымил у открытой двери на правое крыло, поглядывая на траверз и по курсу. «Можно подумать, увижу дальше антенных «глаз».
Тёплый ветер трепал волосы, рассеивая дым сигареты.
«Как заметно потеплело. Надо будет дать команду переодеть экипаж в «тропичку».
Подошёл штурман:
— Вертится у меня в голове….
— Что?
— У американцев по программе «Спейс Шаттл» были запасные аэродромы для незапланированных посадок. А том числе и в Тихом. Вот не могу вспомнить — не на Пасхи ли?
— Чёрт, и ты молчал?
— Да я только вспомнил. А с другой стороны, если там пиндосы орудуют…, ну, прилетит не чилийский, а вовсе уж американский самолёт. Какая разница.
— Или вообще не прилетит….
Тут громко подал голос вахтенный:
— Пост РТР. Отметка прямо по курсу.
Сигарета — долой! Буквально в пять шагов — к центральному пульту.
— Ну-ка, ну-ка!
— Сигнал слабый, но вполне чёткий. Азимут — ноль! По параметрам — самолёт!
— Уточни у БИЦа классификацию цели. На этом пеленге у нас остров Пасхи. Может это не самолёт?
— Никак нет. Наблюдается смещение по азимуту. Дистанция устойчиво уменьшается.
— А ну-ка, давай ему «помашем рукой» навигационной РЛС.
После двадцати секунд мощного излучения, следует реакция.
— Сила сигнала растёт! Параметры на азимут нулевые!
— Ага! Клюнул голубчик. К нам повернул!
Терентьев оглянулся на стоящего позади штурмана, хотел видимо что-то
сказать, но тот невозмутимо пожал плечами, дескать «чего ждали — то и прилетело», поэтому промолчал.Теперь доклады следовали через каждые пять, три, а потом одну минуту: пеленг, угол места, параметры, сила сигнала.
Самолёт быстро приближался на высоте шести тысячи метров почти встречным курсом.
— Высоко идёт, — комментировал штурман.
— Да, высоковато, — согласился командир и запросил, — обстановка в радиоэфире?
— Молчит.
— Надо его запросить.
— Давай я, — вызвался штурман.
Радиозапрос посылали трижды, прежде чем пришёл ответ.
— Чилиец, ВВС, — подтвердил штурман, — на международных, но как-то он скупо. Показалось, словно «сквозь зубы». Неужели бритт в самолёте?
— Или американец….
— Американцы, как правило, попроще.
— Не будем гадать, — не стал усложнять Терентьев, — однозначно по нашу душу, кто бы там ни был.
Самолёт проходил чуть в стороне, на тех же шести тысячах. Вышли с штурманом на мостик, но на такой высоте невозможно было определить тип самолёта даже в мощный визир. К этому времени уже неумолимо вечерело, и инверсионный след чётко выделялся бело-розовой полоской.
— Он, чё, так и просвистит мимо? — Удивился штурман, ловящий белёсый крестик в фокус бинокля.
— Нет, — Терентьев, в отличие от штурмана, не стал хвататься за оптику, — по-моему пошёл на разворот. Или из-за кривизны сферы так кажется…? Чёрт, сейчас же окончательно стемнеет, неужели он не захочет рассмотреть нас поближе?
Однако вскоре инверсионный след за удаляющейся машиной исчез, а примерно минут через двадцать пост РЛС доложил, что самолёт возвращается, постепенно снижая потолок.
— Так! Приготовиться! — Командир вернулся в рубку.
Машина чёрной точкой нарисовалась за кормой, но пилот явно показал намеренья пройти в стороне, примерно в полукилометре. И по высоте также — особо не выпендривался, опустившись не ниже тех же пятисот метров.
— Мы его случаем не уроним?
— Электроника должна «просесть», а «керосинке» его что сделается?
Звук реактивных двигателей нарастал, но отсутствие дымного выхлопа говорило о том, что машина не форсирует, сбросив скорость. Когда «Канберра» (наконец удалось определить тип самолёта) проходил траверз крейсера, по команде врубили на полную излучатели РЭБ.
Казалось ничего не произошло — самолёт продолжил свой полёт по-прямой. Теперь его — удаляющегося хорошо было видно из рубки.
— Он вырубил свои РЛС! — Доложил оператор радиоэлектронной разведки.
Терентьеву показалось, что машина слегка покачала крыльями, словно лётчик пробовал реакцию на управление. Затем самолет, не меняя курса, плавно пошёл вверх.
— Он по-прежнему «ноль» в излучении! — Продолжал докладывать оператор, — на радиозапросы не отвечает.
Ждали ещё минут двадцать, следя за меткой на радаре, «отбивая» удаляющуюся дистанцию.
— Он так и идёт не отворачивая, — подтвердил вторпом, — здаётся…, он спёкся. Пожгли мы его гетеродины.