Одинокий волк
Шрифт:
Совсем как в тот раз, когда ты солгала полиции, что не пила в день, когда произошла авария? — уточняю я.
Кара поднимает голову и смотрит на меня. Ее глаза расширились от удивления, и я вижу, что в них плещется какая-то тайна, как карпы в темных тенях пруда.
Да, — признается она.
Ты солгала не только об этом, верно? — нажимаю я.
Она молча качает головой.
Я надеюсь, что наше совместное приготовление блюд камбоджийской кухни перетечет в беседу. Надеюсь, что со мной, поскольку я не являюсь частью вселенной этой семьи, а только ее спутником, она будет более откровенна. Но хлопает входная дверь, и из прихожей, как наполненные
Папочка! Папочка! — кричит Элизабет. — Я нарисовала для тебя русалку!
Джейсон, давай развяжу тебе сапоги, — говорит Джорджи.
Ее голос до сих пор дрожит, и я достаточно хорошо знаю ее, чтобы понять: она рада возможности отвлечься. Она благодарна этим пухленьким ручкам, которые обхватывают ее за шею, пока она развязывает сапоги сына. Благодарна его запаху, запаху невинного ребенка, когда она зарывается лицом в его шейку. Спустя мгновение близнецы влетают в кухню и, подобно моллюскам, повисают на моих ногах. Элизабет поднимает еще влажный рисунок, сделанный пальчиками, вверх, и краска капает ей на ручки.
Точно русалка, — говорю я. — Как думаешь, Кара?
Но стул, где она только что сидела, уже пуст. Тарелка с лок-лаком нетронута и продолжает дымиться — первое камбоджийское блюдо, которое я приготовил для нее и которое она не съела.
Я удивляюсь тому, как человек может незаметно исчезнуть в мгновение ока.
И тут мои мысли возвращаются к Люку Уоррену.
В тот же день я получаю от Бойла сообщение. Без текста, только снимок заявления о снятии обвинения, которое он послал в суд.
Еду в старый дом Джорджи. Дверь открывает Эдвард, на нем фирменная футболка школы Бересфорда и потертые спортивные штаны.
Он не выбросил мои вещи, — говорит Эдвард. — На чердаке стоит коробка. Как вы думаете, что это означает?
Ты слишком много думаешь, — отвечаю я и протягиваю ему паспорт. — Поздравляю. Возвращайся к своей прежней жизни.
Не понимаю...
Обвинительный акт аннулирован. Все обвинения сняты. Можешь ехать в больницу, навестить отца; можешь вернуться в Таиланд, если хочешь, — можешь делать все, что хочешь, ехать, куда пожелаешь. Как будто ничего не произошло.
Эдвард заключает меня в медвежьи объятия.
Не знаю, что и сказать, Джо. Честно. То, что вы для меня сделали...
Я сделал это для твоей мамы, — признаюсь я. — Поэтому, пожалуйста, подумай о ней, прежде чем нырять в омут с головой.
Эдвард смущенно кивает.
Хочешь поехать к нам? Повидаться с мамой? Уверен, она бы обрадовалась.
Сначала в больницу, — отвечает Эдвард. — Узнаю, как там дела.
Я уже открываю рот, чтобы пожелать ему удачи, как раздается звонок в дверь. Я иду за Эдвардом в прихожую и, когда он открывает дверь, вижу на пороге мужчину в кожаной куртке и шерстяной рыбацкой кепке.
Простите за беспокойство, — говорит он. — Я ищу Эдварда Уоррена.
Это я.
Визитер протягивает ему голубой конверт.
Вас вызывают в суд, — сообщает он, улыбается и уходит.
Эдвард достает из конверта сложенный юридический документ. «По делу Люка Уоррена», — читаю я надпись сверху.
Что это? — спрашивает он.
Я беру у него из рук бумаги и быстро просматриваю.
Это иск, который подала больница в суд по делам о наследстве, — объясняю я. — Суд уже назначил твоему отцу временного опекуна. В четверг состоятся слушания по делу, чтобы назначить для него постоянного опекуна.
Но я же его сын! —
возмущается Эдвард. — Кара пока еще несовершеннолетняя.Существует вероятность, что судья решит, принимая во внимание... последний поворот событий... что назначенный временно опекун получит постоянную опеку. — Я поднимаю на него взгляд. — Другими словами, ни твое мнение, ни мнение Кары не будет приниматься во внимание.
Эдвард недоуменно смотрит на меня.
Совершенно посторонний человек? Это безумие! Так поступают, когда никто не хочет брать на себя ответственность. Ради всего святого, у меня есть письмо, подписанное отцом, в котором он просит меня принимать за него решения!
Тогда тебе лучше вести себя любезно с этой женщиной, когда она придет с тобой побеседовать, — советую я. — Потому что я на девяносто девять процентов уверен, что Кара получила такой же синий конверт, и она будет стараться изо всех сил, чтобы убедить временного опекуна, что она — лучший кандидат на роль постоянного опекуна для вашего отца.
В отличие от других гражданских исков, в суде по делам о наследстве это стандартная процедура. Чтобы назначить кому-то опекуна, истец должен доказать, не оставляя ни малейших оснований для сомнения, что этот человек навсегда утратил дееспособность. Другими словами: чтобы отнять у другого гражданские права и свободы, ты обязан доказать криминал.
Эдвард, — говорю я. — Мне кажется, пришло время мне взглянуть на это письмо.
ЛЮК
Много лет спустя после того, как я вернулся из диких лесов, когда я работал с украинскими фермерами, чтобы помочь им отогнать волчьи стаи от земель и скота, я наблюдал самую удивительную вещь. В одной стае биологи разделили волчат. Одного отправили в одну сторону, второго — в противоположную. Спустя годы волки организовали две конкурирующие стаи, и однажды я увидел их встречу, когда они нарушили границы территории. Они, ощетинившись, обнажив клыки, стояли на двух противоположных хребтах со своими собратьями.
Как только волки из одного помета увидели друг друга, они тут же побежали на ничейную территорию, чтобы поприветствовать друг друга, — брат и сестра катались по траве в знак великого воссоединения семьи.
Это продолжалось до тех пор, пока не спустились другие взрослые волки и не напомнили каждому из них, что они принадлежат к конкурирующим стаям.
Волки играть перестали.
А потом набросились друг на друга, как будто раньше никогда не встречались.
ДЖОРДЖИ
Некорректно говорить, что любишь одного ребенка больше остальных детей. Я люблю всех своих детей. Точка. Каждого я люблю по-своему. Но спросите любого родителя, которые пережили какой-то кризис с ребенком — боязнь за его здоровье, проблемы с учебой, эмоциональные стрессы, и мы скажем правду. Когда что-то нарушает равновесие, когда один ребенок нуждается в тебе больше других, этот дисбаланс становится черной дырой. Можете не признавать этого вслух, но больше всего любишь того, кто нуждается в тебе отчаяннее братьев и сестер. На что мы в действительности надеемся, так это на то, что наступит очередь каждого ребенка. На то, что в нас скрыты глубинные резервы, чтобы оказаться рядом с каждым из них в нужное время.