Одиссей и свиньи, или О неудобстве цивилизации

И он заключил:

– Такова, Демодок, правда, и неправдив был мой прежний рассказ. Не двадцать два спутника расколдовал я, а только одного, да и его душа тотчас отправилась в Аид. А теперь скажи мне, чтимый в народе певец, будешь ли ты и впредь петь о том, что случилось со мной у Цирцеи, так же, как пел прежде? Или ты будешь видеть перед собой то, что я тебе поведал?

Гомер Демодок отпил вина и долго молчал, размышляя. Потом он ответил:

– Благородный Одиссей, в бедах постоянный скиталец! Я думаю, что буду рассказывать эту историю так же, как прежде. То, что ты поведал мне сегодня, не годится для стихов. Для ныне живущих смертных такое несоединимо с песнями. – И он добавил вежливо и кротко: – Быть может, когда-нибудь потом...

И с этими словами слепец Демодок выбросил из своего сердца подлинную историю об Одиссее и свиньях.

Одиссей же вернулся домой, к благородной Пенелопе и к рассудительному Телемаху. Проходили годы, на Итаку заезжали чужестранцы, привозили вести и песни. Все больше песен ходило о странствиях Одиссея, и та, которую сложил Демодок о его похождениях на острове Эе у волшебницы Цирцеи и о превращении в свиней, была из числа самых любимых и пелась часто. И Одиссей, все время слышавший эту историю лишь в том виде, в каком поведал ее Демодок, сам в конце концов позабыл, как было на самом деле.

Еще двадцать лет жил благородный Одиссей на своей Итаке. Он жил спокойно и мирно, и его почти не мучила больше тоска, гнавшая выйти в пурпурноцветное море. Иногда он спускался в кладовую и озирал свои сокровища и в их числе – подарки, привезенные от феакиян. К своим дарам они прибавили большой кусок иссиня-черного металла, и он лежал теперь в кладовой Одиссея, постепенно теряя свой блеск и покрываясь бурой ржавчиной. Одиссей глядел на это сперва удивленно, потом равнодушно. А там он перестал почти уже глядеть на металл и понемногу забыл его названье.

Но все же сын его и преемник Телемах узнал название железа. А позднее узнали его и все ахейцы. В конце концов они научились и пользоваться этим иссиня-черным, этим неведомым металлом, – но лишь после долгой борьбы и обильного кровопролития.

Примечания

(«Odysseus und Schweine oder Das Unbehagen an der Kultur»)

Перевод. С. Ошеров, наследники, 2003

Впервые – в 1948 г. в журнале «Восток и Запад».

Согласно древнегреческой эпической поэме о странствиях Одиссея, после благополучного избавления от великанов-людоедов его корабль пристает к острову Эя, где царит волшебница Кирка. Она превращает в свиней половину спутников Одиссея; та же участь постигла бы и самого героя, если бы Гермес не вооружил его чудодейственным корнем «моли», отвращающим действие волшебства. Одиссей вынуждает Кирку вернуть человеческий облик его спутникам, и они проводят год на ее острове.

В своем рассказе Фейхтвангер заимствует образ спутника Одиссея, не желавшего превращаться из свиньи обратно в человека, из поэмы Никколо Макиавелли (1469—1527) «Золотой осел» (1517).

Муза, поведай... – Здесь и далее Фейхтвангер использует цитаты и перифразы из «Одиссеи» Гомера.

...позорно убитый Агамемнон... – Предводитель греческого войска после взятия Трои возвратился на родину, где его ждала гибель в собственном доме. По одной из версий мифа, Агамемнон пал во время пира от руки Эгисфа, соблазнившего его жену Клитемнестру.

Дедал – изобретатель, искуснейший архитектор и скульптор.

Евмей – свинопас, один из немногих слуг Одиссея, сохранивших верность хозяину. К нему в отдаленный от города дом по совету богини Афины и отправился, вернувшись на родину, Одиссей.

«Гомер» – это означало: «сопутник»... – произвольное позднеантичное толкование, связывающее имя Гомера со словом «m'eros» – часть.

...об отце своего отца Автолике... – Автолик – в греческой мифологии ловкий разбойник, обитавший на Парнасе, «самый вороватый из людей», отец Антиклеи – матери Одиссея.