Одиссея "Варяга"
Шрифт:
Что молчим? Это же как в классике: "три раза перекрестился, бух в котел и там сварился... Сварился... Нет! Это нас решительно не устраивает!" - Руднев выразительно подбросил в руке браунинг, - От вас у меня пока - одни сплошные неприятности. С этим надо что-то делать. Нет?
Посему, как самый скучный вариант, вам предлагается следующее, КОЛЛЕГА: вы мне через сутки предоставите список тех "добрых дел", которые вы сможете тут, в 1904 году, сделать. Добрых не только и не столько для меня, а для России, в преддверии грозящей империи возможной первой мировой и исторически сопутствовавшей ей смуты.
Только делать это придется без транзисторов,
Хм... Кстати, а что Вы, любезнейший, знаете о средствах беспроволочного телеграфирования применительно к реалиям 1904 года, а?
– А что именно нужно?
– Ответ неверный... Ну, да ладно. Я сегодня добрый, блин. Нужно, чтобы "Телефункены" у нас на эскадрах вместо 50-ти миль устойчивой приемо-передачи обеспечивали все свои 200 "по пачпорту". Нужно, чтоб в новой партии, что сейчас немцы по нашему заказу делают, были надежные 700 миль, а не очередной рекламный треп. Кто там у них сейчас рулит, хоть знаешь?
– Доктор Слаби и... инженер Браун. Их фирмы год назад по указанию лично кайзера были слиты вместе для работ на морское ведомство... У первого "Слаби-Арко" называлась...
– Да, ну? Перед "саркофагом" что ли начитались, сударик мой?
– Н-нет... Курсовик на третьем курсе еще писал...
– Понятно... Тогда считайте, что первый пункт я Вам сам подсказал. И чтоб не только я вашу писанину и картинки понял, но и те, кому это будет поручено до ума доводить. А они, знаете ли, университетов и физматов конца 20 века не оканчивали...
А теперь избавьте меня от своего присутствия, спать очень хочется... Пока я не передумал и не решил-таки возникшую проблему сразу. Экспресс-методом.
При последних словах Руднев вновь выразительно покачал слева направо стволом браунинга...
– Дым на горизонте!! Зюйд-зюйд-вест!
– прервал размышления Руднева крик сигнальщика. С удивлением он обнаружил себя на левом крыле мостика крейсера, в окружении полудюжины свежих окурков.
– Дым на норд-осте!
Почти одновременно раздался крик сигнальщика на миноносце "Беспощадный". Его командир, капитан второго ранга Федор Воинович Римский-Корсаков, до этого флегматично куривший сигарету за сигаретой, деловито посматривая в бинокль на догоняющие его три истребителя противника, мгновенно оказался на носу своего контрминоносца. Вскинув к глазам бинокль, он несколько секунд вглядывался в облачко дыма, и потом побежал в машину.
– Николай Семенович, как у нас с углем?
– Тонн восемь, а то и поменьше. Два часа такого хода, и мы сидячие утки, Федор Воинович. Не мне, машинному прапорщику, вам давать советы по морской тактике, но, по-моему, пришла пора переодеваться в чистое. Ну и пока уголь, пар и ход еще есть - развернуться навстречу японцам и попытаться использовать ту последнюю мину, что у нас в первом аппарате осталась.
– Это по идущему то полным ходом миноносцу ее использовать? Побойтесь бога, можно просто в море выпустить, шансы те же. Там на горизонте дым, вроде корабль одиночный. Тут, в Цусимском проливе, кроме японцев больше делать никому нечего. Если повезет и это транспорт, то в него и используем. А там - коль снова повезет, то может вообще японцы станут с него команду снимать и отстанут. Ну а нет - так хоть помрем с пользой. Вы
уж следующие два часа, постарайтесь поддерживать ход без сюрпризов?– Не извольте беспокоиться, - проявилась на черном от угольной пыли лице меха белозубая улыбка, - ради еще одного транспорта не подведем!
– Ну, тогда шуруйте как черти у меня!
– блеснул в ответ не менее белыми зубами капитан.
Отодвинув от штурвала рулевого, Римский-Корсаков сам положил лево на борт, и повел свой миноносец навстречу показавшемуся на горизонте дыму. При повороте преследующие "Беспощадного" японцы срезали угол и приблизились на 20 кабельтов. Теперь снаряды из носовых 75-мм пушек вполне долетали до русского миноносца, как и снаряды его кормовой пушки того же калибра до них. За время сближения с неизвестным кораблем, в "Беспощадный" попало 3 снаряда. По счастью не задев ни котлов, ни машин.
Когда спустя полчаса на левом борту миноносца справились с первым пожаром (просто выкинув за корму весело полыхающую шлюпку вместе с уже занявшимся брезентовым чехлом, а больше на миноносце и гореть-то было нечему - остальное металл), сигнальщик опустил от глаз бинокль, и как-то враз постаревшим голосом вынес приговор кораблю и команде:
– Это не транспорт. Крейсер идет прямо на нас, больше ничего сказать не могу - его дым тоже на нас ветром несет. Даже трубы посчитать не выходит, створятся.
На анализ ситуации у командира миноносца ушло не более тридцати секунд. По истечении этого времени, он тихо выматерился и звучно (когда у тебя маленький, метров в 60 длиной кораблик, большая часть команды которого находится на верхней палубе, громкий командный голос вырабатывается быстро) на весь корабль заорал.
– Слушайте, ребята! Шансов у нас теперь точно нет... Сзади три миноносца, впереди крейсер. Мы, конечно, можем попытаться от него отвернуть. Но тогда на циркуляции те три макаки, что висят у нас на хвосте, подойдут к нам на пистолетный выстрел, а две пушки против шести - это бесполезно. Да и угля до берега на полном ходу нам все одно не хватит, даже проскочи мы миноносцев, на берег нам не выброситься. Можно, конечно, просто затопить наш корабль, без боя, - при этих словах над палубой пронесся недовольный гул пары десятков голосов, и как будто заручившись поддержкой команды, Римский-Корсаков еще более возвысил голос, - но я хочу попытаться подорвать этот крейсер последней миной, что осталась у нас в аппарате номер один! Шансов на это у нас тоже, один из тысячи... И скорее всего японцы нас утопят еще на сближении. Но так наш "Беспощадный" погибнет, не пытаясь сбежать от врага, а атакуя его! Как и положено боевому кораблю Русского Флота! Не все же нам транспортники топить, давайте и крейсер попробуем!
Громогласное мрачное, но преисполненное решимости "Ура!" пронеслось над палубой миноносца. Расчет носового трехдюймового орудия, до этого до упора развернутого на правый борт в попытке при повороте достать подходящие с кормы миноносцы, мгновенно развернул его на нос. Минеры бросились к торпедному (хотя в те далекие годы он и именовался минным, но тафталогия "минный аппарат на миноносце в который заряжена мина" уже достала Руднева и, с его легкой руки, слово торпеда уже входило в обиход) аппарату и стали спешно менять глубину установки хода мины. Если для атаки миноносцев они выставили наименее допустимую, то для крейсера 4 метра заглубления, гарантирующие более ровный ход, были более актуальны. Командир с мостика инструктировал наводчика носового орудия.