Одиссея "Варяга"
Шрифт:
– Перед вами мой сын, - полушепотом произнес Николай, несмотря на недовольный взгляд шикнувшей на него супруги,- Я уверен, что у большинства из вас дома тоже есть такие же малыши. И ради них мы должны при нашей жизни сделать Россию лучшей страной для жизни из всех, что только есть на Земле. И все, кто захочет нам в этом помешать, должны будут уйти с нашего пути. Или мы их просто сметем. А теперь идите, господа, и расскажите народу обо всем, что вы тут видели и слышали.
...Итак, мои песочные часы опять перевернули. В третий раз.
Добравшись кое-как из захолустного Владимира до Первопрестольной, никуда не заходя и ни с кем не встречаясь - сразу на вокзал. Повезло. Поезд уходил через сорок минут. Есть время на стакан горячего чаю и бублик с маком в вокзале.
Пока отогреваюсь, быстро просматриваю газету. Ну, конечно: главная новость - определен срок восстановительных работ на кругобайкалке. Четыре-пять месяцев. Судя по всему, туннель рвануло основательно. Версий три. Японцы, радикалы, националисты. Я бы прибавил - или наше головотяпство, но нет: "по заслуживающим доверия сведениям, состав был гружен исключительно продовольствием и предметами обмундирования для маньчжурской армии"...
Наконец колокол... Гудит паровоз, дернул. Еще раз. Поехали. Москва постепенно уходит вдаль. Дома мельчают. Тянут в небо дымки деревни. Скоро вечер. В вагоне хорошо натоплено. И от окна, слава Богу, стужей не тянет. Хорошо все-таки ехать первым классом.
Билет на меня действительно был записан. Так что все серьезно. Однако, так и подмывает: в который раз берусь перечитывать письмо. Коротко, без прелюдий: "Сергей Васильевич! Прошу Вас прибыть в Петербург возможно скорее, Вам назначена личная аудиенция. Дело крайней государственной важности. Дату прибытия либо невозможность выезда телеграфируйте". И подпись: "Личный секретарь ЕИВ по военно-морским делам Михаил Лаврентьевич Банщиков". В письме же его карточка, 50 рублей ассигнациями и квитанция на билет 1-го класса.
Ну, допустим, кто таков этот Банщиков, мне и в ссылке стало известно. И то, как скоро преобразился в делах наш Император, после того как приблизил к себе прибывшего с Дальнего Востока морского доктора, участника славного дела при Чемульпо, я понимал прекрасно. И искренне радовался, что судьбе было угодно так устроить, что в тяжкий для отечества час возле Николая Александровича оказался не очередной пройдоха и проходимец, а серьезный боевой офицер. И не какой-нибудь старый интриган, не случайный мистик французского разлива, а если судить по фотографиям в газетах, то бравый молодец, кровь с молоком.
Но все-таки из письма однозначно не следовало, кому я понадобился столь срочно. Автору письма-записки, или все-таки САМОМУ, если аудиенция? Если все это не предлог, чтоб добыть меня для какой либо придворной интриги... Если так, то нет - увольте. Не мое-с... Но,
как говорится, утро вечера мудренее. Выпив еще чайку и поговорив о всякой ерунде с соседом по купе, устроился спать...Столица встретила снегопадом. Мягким, пушистым. Здесь много теплее, чем в Москве. Взял извозчика. Покатили. Шуршат полозья, покрикивает с облучка возница. Последний раз я ехал Невским полтора года назад. Стояла августовская жара. Тогда ехал в другую сторону. Уже как "неблагонадежный". Провожали самые близкие коллеги. Бесстрашные и честные. Да еще господин Гапон, чуть не подведший к государю убийц 9 января. Приходил, как я теперь понимаю, окончательно уверовать, что вся работа по созданию объединений рабочих, что шла под моим началом, остается выброшенной в хлам, и можно кое-чем постараться воспользоваться...
Вот уж и Зимний скоро. Но к самому дворцу ехать почему-то не хочется. Прошу возницу остановить.
– Тпр-р-у, родимая...
Стали на углу, напротив арки генштаба. Расплатился. Как обычно не мелочась. Этому "как обычно" усмехнулся в душе: по карману ли шик?
– Благодарствуйте, Ваше сиятельство!
– Какое же я тебе сиятельство, голубчик...
Гнедая протяжно фыркнула на прощанье, скосив на меня большой, добрый глаз.
– Это Вам к удаче, барин! Она вещуха у меня!
– крикнул весело так, и укатил...
Дальше пошел сам. Снег так и валит. Я налегке, со мной лишь маленький дорожный саквояжик. Захожу с черного. Карточку кавалергарду. Козырнул и просил подождать. С карточкой споро ушли наверх. С сапог и шубы натекло немного. Неудобно, но что делать...
Банщикова узнал сразу. Стройный, подтянутый. Длинная морская шинель, фуражка, гвардейские усы. Крепкое рукопожатие теплой, сухой руки. Доброе рукопожатие. И сразу с места неожиданно - "Едемте! Государь нас ждет". Пока переварил известие, выходя за Михаилом Лаврентьевичем из дворца, даже не заметил, как подкатил закрытый санный возок. Сзади шестеро казаков личного конвоя, все при оружии...
– В Царское!
Забираемся внутрь. Уселись. Лошади взяли резво, с гиком за нами казаки... Банщиков весел и непринужден:
– В поезде поспать удалось, Сергей Васильевич?
– Конечно. Человек с чистой совестью всегда хорошо спит.
– Слава Богу, значит мы с Вами немного коллеги. Но я еще, бывает, и храплю, что соседям по купе очень не нравится! Кстати, вы перекусили чего-нибудь, или сразу с вокзала?
– Честно: сразу с вокзала.
– Значит, предчувствие меня не обмануло...
Банщиков не спеша забрался под свое сиденье и, вытащив тщательно укутанную корзинку, добыл оттуда пироги и бутылку еще горячего чая. Поблагодарив за заботу, я предался трапезе с наслаждением. Оказалось очень кстати.
Дожевав последний пирог, спрашиваю:
– Михаил Лаврентьевич... Цель моего вызова Вам известна, или я все узнаю непосредственно от Его величества?
– Вполне известна. И пока мы катим до Александровского дворца, как раз предварительно все можем обсудить.