Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Шрифт:
— Рыжая! Рыжая!
Сука завиляла хвостом. Направился к ней не торопясь, вытянув вперед руку. Не доходя, сел на корточки и стал ласково звать. Она подбежала, и я сделал все, как сказал цыган. Сука заскулила, стараясь вырваться, и петля затянулась. Подоспевший цыган выхватил у меня веревку и потащил суку к раздвоенной кривой березе. Перекинув веревку через ствол, потянул… Хриплый визг огласил лес, и раздался кобелиный лай, удаляющийся от нас.
Подошел узбек с монтировкой в руке и протянул четвертную.
Собака хрипела и дергалась. Узбек с плеча ударил монтировкой ее по голове,
Я тронул в сторону машины за своей сумкой. Убийство собаки живодерами показалось мерзостным. Вдруг сзади услышал торопливые шаги и окрик:
— Жора, подожди!
Оглянулся. Ко мне спешил цыган.
— Слушай, земляк, не уходи, мой напарник подвернул ногу, — подойдя, сказал цыган. — Мы сейчас вырежем у собаки матку и продадим, как лекарство, за большие деньги. Помоги нам, и получить еще сто рублей.
Я слыхал: цыгане и вшей продают от желтухи как снадобье, а тут собачья матка. Любопытно! И я согласился.
Мы вернулись. Узбек растирал подвернутую ступню.
Цыган полоснул по веревке ножом, и мертвая собака упала на красную траву. Из крови он оттащил ее за хвост и располосовал живот. Я отвернулся и закурил.
Цыган вырезал у суки матку и завернул в носовой платок.
Мы медленно шли к машине. Узбек опирался о палку, несмело ступая на больную ногу.
Они сели в «Жигули», тихо между собой поговорили, и цыган, выйдя из машины с портфелем, бодро сказал:
— Ну, Жора, идем продавать матку.
За лесом свернули в улицу, потом в другую и остановились возле кирпичного особняка. Цыган толкнул калитку; она оказалась заперта. За забором раздался грозный собачий лай. Цыган, просунув руку в отверстие, отодвинул засов и надавил. Калитка приотворилась. Вытащив из портфеля пышный черный материал, ступил в ограду и швырнул его в сторону собаки. Лай прекратился, раздалось радостное, легкое повизгивание. Цыган вернулся, крепко взял меня за руку и, уверенно сказав: «Пошли», — завел в ограду. Затворив калитку, задвинул засов и пошел к сенкам особняка, держа меня за руку. Я бросил испуганный взгляд на пса: он, оседлав пышную черную материю и придерживая ее передними лапами, отменно работал задом, высунув наполовину ярко-красный кобелиный прибор…
Мы взошли на высокое крыльцо, и цыган, быстро отомкнув замок, увлек меня за собой.
— Стой здесь, сейчас продам или обменяю матку и пойдем, — сказал он и зашел в особняк.
Через отворенные двери сенок я смотрел на потерявшего бдительность кобеля. Он до экстаза увлекся онанизмом! Боже мой! В псе увидел брата по несчастью: я, как и этот кобель, но только из-за болезни, лишен половых наслаждений и всю жизнь занимаюсь мастурбацией.
Скоро вышел цыган с двумя разноцветными картонными коробками. Поставив их, сказал: «Момент», — и вновь скрылся в особняке. Вернулся с двумя большими серыми сумками. Бросив: «Бери», — вышел на крыльцо. Я взял тяжелые коробки.
В огороде мы перелезли через забор и пошли в сторону леса. В ложбине нас ждали белые «Жигули».
Узбек отдал мне сто рублей, и на одной из станций я вышел.
Я сидел в сквере на скамейке и вспоминал воров-интернационалистов, с моей помощью обчистивших подмосковный
особняк…По дорожке шла молодая пара, и я залюбовался женщиной. В белом платье, короткие русые волосы, лет тридцати с небольшим. Рядом молодой мужчина. Вглядевшись, узнал Андрея. Увидев меня, подошел, улыбнулся и поздоровался.
— Ну что, Жора, взял выходной?
— Взял, — я закивал головой.
Они сели на край скамейки, и Андрей поговорил со мной. Так, обо всем понемногу. А потом, наклонившись к женщине, прошептал:
— Вот, Оля, на нем и можно проверить.
— Да ты что! — возмутилась она.
— А ничего. А на ком тогда? Ведь нужен результат. А у него мы всегда узнаем.
Ольга, в задумчивости посмотрев на меня, выпалила:
— Нет-нет, что ты!
— Подумай. Отличный вариант, и Жоре наслаждение доставишь.
Они засмеялись.
— Да ну… с ним… не хочу… А вдруг не вылечилась?
— Вылечилась! Я лишних шестьсот кубов поставил. А если не вылечилась, тогда обоих буду колоть. А потом попробуете вновь. — Андрей улыбнулся и помолчал. — Ну, кто согласится на роль испытателя?.. Если с незнакомым, то не узнаешь…
Ольга вздохнула. Они закурили.
— Подумай, — Андрей выпустил дым.
Они молча курили.
— Георгий, — Андрей повернулся ко мне, — я давно к тебе в гости собираюсь, да все никак. У тебя сегодня выходной, а у нас бутылка есть.
Он поглядел на Ольгу. Она встала.
— Пошли!
У дверей квартиры, пока доставал ключ, Андрей с Ольгой удивленно разглядывали огромный навесной замок.
Долго мучился с врезными и накладными — быстро ломались, видно, кто-то помогал, и я исковеркал всю дверь. Тогда купил навесной. Он работал безотказно.
Зашли в убогое жилище. Из щелей изуродованной двери тянул ветерок.
Дом у меня хрущевской постройки, и Андрей с Ольгой ступили из прихожки в комнату, от пола до потолка заставленную пустыми бутылками.
Они поразились и спросили: сколько бутылок?
— Одиннадцать тысяч, — улыбнулся я, и мы прошли на кухню.
На диване я сплю, никогда его не разбирая. Он был не застлан, а из-под старенького одеяла выглядывала нестираная простыня…
Сели. Ольга из сумочки достала бутылку марочного. Я отметил: семисотграммовая. Андрей, сполоснув стаканы, стал разливать вино.
— Мне немного-немного, — заторопился я, — не пью. Как выпью, так болит голова…
Разговор не клеился. Андрей с Ольгой курили и поглядывали друг на друга.
Когда бутылку допили, Ольга сказала:
— Я не могу тут… А постель грязная…
Андрей что-то сказал ей, но я не разобрал. Она вышла.
— Жора, тебе понравилась Ольга?
— Очень.
— Хочешь побыть с ней?
Я смутился, но Андрей продолжал:
— Сейчас же побрейся, искупайся и будь как огурчик. Приду утром, и мы, пойдем ко мне. Там тебе Ольга даст. И еще: сегодня же купи бутылку водки и духи. Духи подаришь Ольге. Понял?
— Так точно!
Андрей ушел, а я от радости заходил взад-вперед: какое счастье, всю жизнь мечтал об этом! Сколько раз обманывали грязные, зачуханные бичевки, а тут, если не шутит Андрей, достанется такая красивая и чистая Ольга!