Одна из многих

Просили многие, особенно люди творческих профессий: певцы — на альбом, поэты — на юбилей, артисты — на зубы.

Николай никогда не отказывал просящему, но уважать переставал.

* * *

В начале съемок Савраскину казалось, что на него рухнул дом и он никогда не выберется из-под завала. Но — глаза боятся, руки делают. Фильм продвигался вперед — медленно, но верно, и уже стали видны просветы. Кира Сергеевна посмотрела материал и сказала:

— Настоящее народное кино. Ты усадишь перед телевизором всю страну.

Анжела промелькнула в фильме два раза: один раз в воде, другой раз — в дыму. Оба раза — голая.

— А что так мало? — спросила Кира Сергеевна.

— У нее харизмы нет, — сказал Савраскин. — Она серая, как утренний рассвет.

— А народ у нас какой, по-твоему?

— Народ всякий. Я — тоже народ.

— Ты интеллигенция. Добавь Анжеле пару эпизодов. Пусть она споет.

— Во время пожара? — не понял Савраскин. — Или подводой…

Савраскиным совершенно невозможно было манипулировать. Он точно знал: что он хочет и чего не хочет. И заменить одно другим было нереально.

Однажды Анжела опоздала на съемку. Не намного, на полчаса. Но Савраскин разинул пасть и заорал так, что приподнялся потолок. В группе знали, что его несет. Это была особенность Савраскина.

У каждого хорошего режиссера своя патология одаренности: одни пьют, другие меняют баб, а Савраскин — псих. Начиная орать, он не мог остановиться и слов не выбирал.

Анжела стояла под его криком, как под камнепадом. Слова-камни ударяли по лицу. Она заплакала.

Савраскин повернулся и выскочил из павильона. Через десять минут он вскочил обратно.

Ничего не изменилось. Анжела продолжала плакать.

Савраскин подошел, увидел скрюченное горем маленькое личико и сказал:

— Ну ладно…

Анжела заплакала еще горше.

— Ну извини…

Савраскин обнял ее, прижал к себе.

Анжела уткнулась в его шею, измочив ее слезами.

* * *

Вечером раздался звонок. Анжела вздрогнула. Она точно знала, что это ОН. И это был ОН.

— Ты что сейчас делаешь? — спросил голос Савраскина.

— А что?

— Спустись вниз. Я около твоего дома.

Анжела спустилась на лифте. Выбежала на улицу.

Савраскин сидел в «Жигулях» с раскрытой дверцей. Анжела сразу села в машину. Он хлопнул дверцей, и они поехали.

— Куда? — спросила Анжела.

— Куда хочешь.

Солнце уходило за фиолетовую полосу заката. Фиолет был подкрашен розовым заревом. Красиво, как закат в океане.

— Посмотри… — проговорила Анжела.

— Куда?

— На закат.

Он остановил машину. Стал смотреть на Анжелу.

— Ты чего? — смутилась она.

— Я же не могу смотреть на закат и ехать.

Какая-то сила надавила ей на лопатки и приблизила к его лицу. От его лица шло горькое тепло. Он первый поцеловал ее. Анжела не хотела, чтобы поцелуй прерывался, но у нее кончилось дыхание. Они оба отпрянули друг от друга, вдохнули и снова погрузились в блаженный кипяток. Сердце стучало так, что казалось — выбьет ребра.

* * *

Слух о том, что у Савраскина роман с Анжелой, быстро распространился по студии. Дошел до Киры Сергеевны.

— Это правда? — спросила Кира Сергеевна. Разговор происходил в ее кабинете.

— Что? — не поняла Анжела, хотя все поняла.

— Николай Алексеевич сделал для тебя все. Он выстроил всю твою жизнь. Он потратил на тебя миллион долларов.

— Для него миллион, как для вас рубль. Захотел и потратил. А не захотел бы — не потратил, — спокойно объяснила Анжела.

— Ты действуешь, как аферистка.

— Но что же мне делать? Я не собиралась влюбляться в Диму. Но я влюбилась.

— Трахается хорошо. Да?

— Очень хорошо, — простодушно призналась Анжела. — Это такое счастье трахаться по любви…

— Есть такие понятия, как порядочность, — напомнила Кира Сергеевна.

— Есть только любовь, — убежденно сказала Анжела.

— И долго ты собираешься его обманывать?

— Кого? — уточнила Анжела.

— Николая Алексеевича.

— Я не собираюсь его обманывать.

Зазвонил мобильный телефон — Анжела знала, что это Савраскин.

— Да! — радостно крикнула Анжела.

— Слышно? — уточнил он. — Сейчас…

Заиграла музыка. Кто-то играл на рояле.

— Я к композитору заехал. Это главная тема, слушай…

Музыка заиграла громче. Должно быть, трубку поднесли к самым клавишам.

Анжела слушала, закрыв глаза.

— Да… — задумчиво произнесла Кира Сергеевна. А про себя подумала: «Какие там миллионы, когда любовь…»

* * *

Николай разгуливал по Парижу. Искал подарок Анжеле.

Ей должно было исполниться двадцать. Второй юбилей. Самое начало.

Николай скучал. Даже не так: Анжела постоянно в нем присутствовала. Даже если бы он решил провести романтический вечер с француженкой, они сидели или лежали бы втроем: он, француженка и Анжела.

Николай зашел в ювелирный магазин и выбрал кольцо с бриллиантом. Его жена Елена любила повторять: «Бриллиант меньше карата — это не любовь».

Николай купил платиновое кольцо с бриллиантом, выступающим из гнезда, как вишневая косточка. Белый матовый металл, прозрачный граненый бриллиант, никаких посторонних красок. Простота, чистота и шик.

Николай представил себе, как озарится личико Анжелы.

Кольцо было дорогое, стоимостью с хорошую машину. Но дела Николая шли в гору. Парижские переговоры тоже удались. Экономить не имело смысла. Когда же их тратить, эти деньги, если не сейчас. И на кого их тратить, если не на Анжелу.

Анжела — часть его, Николая. И, тратя на Анжелу, он, в сущности, тратит на себя. Оплачивает свое счастье.

* * *

Утром Анжелу разбудил междугородний звонок. Николай звонил из Парижа, чтобы услышать ее голос и послать свой голос.

Анжела хрипло спросила:

— А сколько время?

— Надо говорить «который час», — поправил Николай.

— У меня семь, у тебя девять.

Анжела молчала. Она не знала, о чем с ним говорить. Вернее, знала, но не могла решиться.