Одна из стрел парфянских
Шрифт:
Старик взмахнул левой рукой, и Баба Яга изумленно поглядела на рукоять ножа под сердцем, за которую она успела рефлекторно схватиться.
– Батюшки родные!... Он же убил меня, аспид! Ножом пырнул, окаянный! Ахти мне... Ой больно-то!... Старуха ухватилась покрепче, подвывая, выдернула нож, отбросила его не глядя и, зажимая рану ладонями, хныча и вся в слезах, побежала к сундуку у стены.
Старик шагнул вперед, согнулся пополам и выбросил вперед руку с мечом. И на этот раз Зинка успела отскочить невредимой, но контратаки не последовало: меч прошел так близко от ее брюха, что даже
– Убил, до смерти убил, - причитала Баба Яга, подсовывая под разрез в сарафане пучки неведомых трав.
– Тебя убьешь, пожалуй, - старик откашлялся.
– Тебя только крематорий и возьмет, да и там дымоход засорится. Так, когда обедать, или аттракционами сыты будем?
– Он вдруг, не прекращая примирительной речи, прыгнул вперед и рубанул еще. Зинка с мявком успела отпрянуть и на этот раз, но судьбу испытывать больше не пожелала: в считанные секунда она уменьшилась до нормальных размеров, втянула когти и сиганула на печку.
– Портки свои жуй, а от меня дохлой мыши не получишь... Да что же ты творишь, ирод!...
Старик уже успел перевести дыхание, он попятился к стене, перехватил меч по-самурайски, рукояткой вперед, и вогнал клинок до половины в стену, позади себя. Изба отчаянно завизжала, словно несмазанное колесо перед исполинским мегафоном, но с места не трогалась, только сотрясалась мелко.
– Мне, бабушка, плевать, что в ней железо спрятано, я и без компутера проживу, Но я решил пообедать, а раз так, то ты мне - на карачках - а прислуживать будешь. Или умрешь бесславно и немедленно.
– Бабушка... Да ты сам дедушка - песок посыпался. Был ты удал, да прыть потерял. Э-э-эх, герой: со старухой он справился. Все одно – недолго тебе свет коптить, ты уж не тот, что был, старость - она сильнее будет... Да перестань же мучить ее, злодеище!... Сейчас, сейчас оклемаюсь чуток от твоего ножа и покормлю, подавись - не жалко.
– Зинка, ко мне. Ко мне, паскуда, а то урою вместе с хозяйкой. Ну!
– Не губи Зинку, она тварь неразумная, старости моей отрада, опять же добытчица. Не губи, змей, ты, аспид! Я тебе денег, маны дам...
– Не погублю. Ко мне, Зина!
– Иди, иди, родная, он обещал, он добрый нынче. Иди, Зинушка, не гневи его...
Шерсть дыбом, спина горбом, Зинка кралась к старику, шипя от ужаса. Старик подпустил ее на нужное расстояние и дал неловкого пинка. Зинка перевернулась в воздухе, шмякнулась на лапы и вновь спряталась за печкой.
– А не трогать обещал, бесстыжие твои глаза!
– Я обещал не убивать. Жива же. Мой руки, да как следует, переоденься - в
кровище вся, и жратву на стол, мне идти далече... Почую отраву - позавидуешь мертвым. Если мясо - порежь помельче, а то мне пока нечем жевать. Да, и нож верни, только тоже вымой как следует.
– Ага, пока ему, вот и жди, старый дурак, пока зубы отрастут, а мяса - нет. Рисовую кашу на молоке, картовь отварю. Карася вяленого дам - сам натребушишь на шматочки, какие надобно, нет больше ничего, обыщи, коли не веришь.
– Сойдет. И дорогу укажешь...
Баба Яга
рада была избавиться от него и обратную дорогу на обжитую Брянщину указала честно.Старик колебался - топать ли по бетонке, или, что труднее для старых ног, да надежнее - лесом идти, вдоль шоссе. Он задумчиво тер дряблый подбородок и вдруг ощутил знакомое, да уж давно забытое покалывание - щетина поперла. Это был добрый знак.
Старуха Матвеевна, или Елена Матвеевна, как когда-то ее звали сгинувшие соседи, полола грядки, чтобы осенью меньше возиться, да и день скоротать. Никого не трогала, ан нагрянули лесные санитары, а попросту бандюганы, шпынь, трое оторв-мужиков. Работать не хотят и не умеют, а поесть-выпить - вот они, только подавай. Не то чтобы они сильно обижали ее, а жизнь изрядно отравляли: жрали задарма, да самогон гнать заставляли, да и грядки топтали. Только день занялся, а они языками треплют, да о хозяйстве рассуждают, как путевые. Это значит - за самогонкой пришли...
– ... а корни-то, Матвеевна, оставляешь... Вон торчит, смотри...
– Я уж сама разберуся, опытная.
– А...
– Светлый день вам люди добрые!
– Все четверо обернулись на скрипучий, но бодренький голос: из-за плетня им улыбался дедок, беззубый рот до ушей, лысый, как колено, седая бороденка - совсем куцая. Одет добротно, за спиной рюкзак, в руке клюка - странничек, значит.
– Гуляй мимо, дед. Нищим бог подаст.
– Старик не удивился, он уже с полчаса подсматривал, и представление о происходящем составил.
– Спасибо, внучек. Я же и иду. Да поздороваться остановился. Да и спросить заодно: где в округе - есть магистрат какой, либо сельсовет?
– Тебе зачем?
– Уроженец я здешний, вернулся из города, думаю землицы подкупить, а лучше с домиком. И век доживать, оно возле землицы - помягче будет, роднее.
Старший сразу напрягся:
– Здесь землица дорога, реальных денег стоит.
– А я слышал - недорога. Как бы то ни было, а куплю, все равно решил. Так знает кто дорогу до властей, или к тем, кто владеет?
– Как не знать, знаем. На бутылку расщедришься - проводим и покажем.
Тут и остальные сообразили про близкую поживу и закивали головами:
– Покажем, каждый день мимо ходим.
Матвеевну аж распирало высказаться по этому поводу, но - страшно. На весь мир не накрестишься, да и дедка, видать, из ума выжил... Она попыталась хотя бы взглядом предостеречь бедолагу, да уж Колька уцепился за него, не отцепишь, вон уж обрез за пазухой щупает...
– Пошли дед, тут рядышком, десять минут шагать, тебе - двадцать. Леха, останься пока с Матвеевной, а мы с Шурой проводим.
– А я тоже хочу проводить, - возмутился Леха, понимая, что момент дележки лучше смотреть своими глазами.
– Да вы и дорогу хуже моего знаете. Пойдем дед, все оформим в лучшем виде, еще и на свадьбе у тебя гульнем...
– Вот и хорошо, пойдемте, сынки, а правильнее - внучки, если по возрасту считать...
Матвеевна проводила их взглядом, пока за деревьями не скрылись, повздыхала, покрестилась, да и пошла дальше полоть, что ж теперь...
Часу не прошло, как от плетня раздался знакомый скрипучий голос: