Одна из тридцати пяти

Продолжает разыгрывать спектакль? Блефует? Пытается напугать?

— Видишь ли, Джина, — произнес он, направляясь ко мне. — Если бы я застал вас тут секундой позже, все могло закончится по-другому. Понимаешь?

— Нет.

— Какая недогадливая ты иногда бываешь.

Он навис надо мной так же, как Эдмунд, но от его близости мое сердце глухо, надрывно забило в груди.

— Скажи еще, что ничего не понимаешь, — шепнул Райт.

— Я ничего не понимаю.

— Какая послушная, — его ладони уперлись в подлокотники. — Придется объяснить, Джина. Слушай внимательно. Во-первых, вынужден признать кое-что: был неправ…

— Признать… кое-что… — повторила я, не смея разорвать с ним зрительный контакт. — Это ваши извинения за все?

— Нет, милая. Не за все.

— Слишком скупо, — вымолвила я.

— А как было бы достаточно? Нужно валяться в ногах или встать на колени?

— Нет таких слов и действий, которых было бы достаточно.

— Значит моего «прости» тебе не хватит?

— Нет.

— Было бы очень печально, если бы меня интересовал ответ, — произнес мужчина. — Но с тебя станется и простого «прости». Я ведь чудовище, правда?

— Именно.

Он усмехнулся.

— Тогда перейдем ко второму. Ты впуталась так, что при всем моем желании, я не смогу помочь, не заявив на тебя своих прав.

— Что? — фыркнула я, но под его взглядом умолкла.

— С этого дня, ты — моя. И даже не думай сказать на это «нет». Другого ответа, кроме: «я полностью согласна» не подразумевается. И не говори мне, что я женат, а ты претендентка на корону, я об этом не забыл.

— Я буду говорить об этом всякий раз, когда вам взбредет в голову закрыть на это глаза.

— Глупая, хочешь стать потаскухой Эдмунда?

Я вспыхнула, а Берингер продолжил:

— Это предел твоих грез, Джина, или ты так разозлилась на меня, что не смогла обратиться за помощью? Решила, что предложить себя Эдмунду за встречу с подругой, разумно?

Я стиснула зубы, нахмурилась.

— Я не стану обращаться за помощью к человеку, который мной манипулировал.

Берингер рассмеялся, лишая меня остатков сдержанности и хладнокровия.

— Ты удивишься, Джина, но лучше всех манипулировать выходит у тебя самой. Я еще ни разу с таким желанием не плясал под чью-то дудку. Можешь гордиться этим фактом.

Он тронулся умом, наверное.

— Я? С вами? Вами…

— Да, милая. Ты мной.

— Я пытаюсь выжить!

— И ты хреново с этим справляешься. Если бы ты хотела выжить, пришла бы ко мне.

— Лучше уж умереть… — вымолвила я мрачно.

— Нет, Джина, не сейчас. Когда-нибудь, через много-много лет… Но сейчас я собираюсь сделать благое дело. Поверь, я снисхожу до такого безумия крайне редко. И сейчас тебе выпала настоящая удача.

— Оставьте меня в покое!

— Правда?

— Да! — закричала ему в лицо. — Да. Мне не нужна ваша помощь!

— Не будешь жалеть?

— Нет!

Он оттолкнулся от подлокотников, направляясь к двери.

Уходит? Я растерянно приподнялась. Это несносное чудовище уходит, предварительно доведя меня до исступления!

— Райт! — крикнула ему, вопреки бушующей гордости.

— Что, милая, уже передумала?

Я сделала несколько шагов навстречу, едва дыша от ярости и вскружившей голову решимости.

— Подойдите ко мне! Хочу, чтобы вы услышали каждое слово.

Стою, молча, ожидая его реакции, и почти теряю рассудок, когда он спокойно подходит. Мы смотрим друг другу в глаза. У меня пересыхает в горле, я судорожно облизываю губы.

— Ну, Джина? — за кажущимся спокойствием бушуют эмоции.

— Просто признайте, Райт, что я вам нравлюсь.

Удары моего сердца так громки, что, вероятно, это забавляет Берингера. А, может, и нет, ибо ухмылка слетела с его губ. Он кажется сейчас таким серьезным и напряженным, что это передается мне.

— Уверена, что уже выросла для такой правды, милая?

— Уверены, что сможете сказать правду? — теперь язвительные интонации сквозят в моем голосе. — Потому что все, что вы можете делать — жалеть себя. Вам изменила жена? А может дело в вас, Берингер? Такого мрачного, злого, бессердечного и жестокого человека сложно любить, вам не кажется?

Я задыхалась от ужаса только что произнесенных слов. Все, конец света. Апогей всему!

Но Берингер все еще сохранял видимость спокойствия, чему я могла только позавидовать.

— Во-первых, ты ничего не знаешь обо мне, девчонка. Во-вторых, ни одно из твоих ядовитых слов никогда не сможет меня ранить.

— И все же, — выдохнула я, чувствуя, что откровенно трясусь под его взглядом.

— И все же, ты задала вопрос, и раз уж ты так хочешь получить ответ, слушай: ты вызываешь во мне самые гнусные, порой даже преступные мысли, но я еще никогда так сильно, просто мучительно-жадно не хотел женщину.

К этому я была не готова, отшатнулась, но Райт поймал меня за руку, притянул к себе.

— Ну как тебе такая правда?

— Отвратительна.

— Видишь, мы оба это понимаем.

— Отпустите…

Он разжал пальцы, и я отпрянула, потирая запястье.

— Убирайтесь из моей комнаты! Лучше стать потаскухой Эдмунда, чем вашей.

О, его взгляд помрачнел. Райт определенно рассердился.

— Не нужно кидаться словами, милая, и провоцировать меня, иначе все происходящее может закончиться здесь и сейчас весьма банально.

— Вы женаты, черт вас дери. Как вы смеете говорить мне…

— То, что ты хотела услышать. Правду, разве нет?

Я резко пошла к двери, чтобы распахнуть ее перед заносчивым носом этого изверга, но он ловко перехватил меня за талию, пронес к пуфу, на который взгромоздил, и мы стали одного роста.

— Что? Как вы смеете! — замахнулась, но моя рука была перехвачена. — Отпусти!

— Не самое лучшее время выяснять отношения, милая, — бросил Райт перехватывая и другую мою руку, занесенную для удара, — даю тебе время подумать… ох… — я пнула его ногой, но он не разжал своей хватки, лишь опустил голову и нахмурился: — стало легче, Джина?

— Нет. Нет. Нет…

— Даю тебе время до вечера, чтобы понять, чего ты хочешь и чью предпочтешь сторону. И чьей потаскухой, черт бы тебя побрал, ты хочешь стать.