Одна минута славы
Шрифт:
— Вот как… — разочарованно протянула она. — Жаль. У меня к ней важное дело.
По лицу собеседницы снова пробежала волна взаимосменяющихся эмоций, из которых в конце концов родился вопрос:
— А вы ничего не знаете?
— Не знаю — о чем?
— Ну, что Инга… ее больше нет…
Девушка вдруг скинула все приличествующие случаю маски и стала обыкновенной грустной девушкой. Уголки ее губ опустились. Однако она все еще раздумывала, стоит ли продолжать разговор.
— Я не понимаю, — помогла ей Алена.
— Она умерла.
— Что?! — настал черед удивиться Алене. — Как это произошло?
—
— Я не местная. А что говорят?
— Говорят, что она покончила с собой, потому что не смогла жить с этим позором. Она же снялась в рекламном ролике про прокладки. Такой стыд! Ее все у нас осуждали, и в газете печатали, и на улице дразнили, даже анекдот сочинили. Люди ведь знаете, какими сволочами могут быть! Ну, и она сама, конечно, виновата. Никто ее в эту рекламу насильно не тянул — прославиться захотела, вот и прославилась… А вообще, ходят слухи, что, может быть, ее и убили.
— Убили?
— Ну да… — Девушка вдруг испугалась собственной откровенности и выпрямилась. — Только я ничего об этом не знаю. Она вообще была странной, держалась в стороне от всех. Со мной, например, даже не здоровалась. Кем она себя считала? Королевой, наверное.
Продолжать разговор было бессмысленно. Вряд ли она относилась к числу Ингиных подруг.
— А где она жила?
— Недалеко отсюда, три дома вниз по проспекту, завернете во дворы. Там хрущевки, номер, правда, не знаю.
Опрос дворовых бабушек дал не намного больше информации, чем разговор с девушкой из клуба, хотя те с радостью делились деталями, найдя в Алене редкого и благодарного слушателя. Ей удалось выяснить, что тело Инги обнаружили, когда вскрыли квартиру по настоянию соседей.
— Запах такой, что и сейчас в подъезд не войдешь, — пожаловалась сухонькая старушка. — А уж в квартире-то и подавно! Кто мог, из дома на дачу уехал. А у меня никого нет — сын третий год сидит, сноха к своим подалась, вот мне тут одной и подыхай как знаешь. А девка-то видная была, хоть и наглая. Парни к ней табуном таскались. Уж не знаю, чем они там занимались. Музыку как врубят, так хоть на стенку лезь. Я ведь прямо под этой квартирой живу, и что ни ночь, так бум-бум-бум по голове, — как смогла, изобразила ударные инструменты бабка. — А однажды чуть не уморила со своей музыкой. Правда, та другая была, жалостливая такая, медленная, долго-долго играла, аж всю ночь. После этой ночи и затихло. Наверное, то последняя ночь была. — Старушка вдруг сморщилась и вытерла уголком платка набежавшую слезу.
— Какая музыка?
— Да почем же я знаю, какая у вас теперь музыка. Надоедливая, как кота за хвост тянут. И одно и то же, одно и то же.
— Может, мотив вспомните?
— Да ты что, дочка! — возмутилась бабушка. — Я ж не Пугачева, чтобы петь-то! Помню только там «лав» да «лав». А чего там «лавкали» — это уж не мое дело. Ты слушай: когда милиция понаехала, весь двор оцепили, — оживилась она, видимо, эта часть рассказа казалась ей кульминационной. — И как пошли всех допрашивать, вроде бы как свидетелей. А у меня сын-то сидит, я
ж думаю, как бы чего лишнего не ляпнуть! Еле отбрехалась. Да и ничего они не узнали. Ну, кто тут чего сказать может, кляча на кляче. Если чего и видели, так и забыли уже. В наши годы помнить не полагается.Глава 11
— Значит, Ивар Скрипка, — Алена скривилась, как от кислятины, и тоскливо покосилась на монитор компьютера. — Ивар, Ивар, Ивар…
Ни одной строчки к положенной статье не прибавилось. Если так и дальше пойдет, то, кроме здорового постера певца, в следующем номере журнала ничего не появится. — Ох, Ива-а-ар…
Спасительный звонок телефона прервал ее мучительные раздумья.
— Алло! — бодро проорал на другом конце провода Бунин.
— Вот уж кого не ожидала услышать, — озадаченно ответила Алена, все еще продолжая размышлять о том, как адаптировать речь нового поп-идола к интеллектуальному уровню хотя бы студентки ПТУ.
— А я думал, ты обрадуешься, — несколько разочарованно вздохнул Константин.
— Просто ты никогда не пользуешься телефоном. Сам же говорил — для тебя это враг номер один.
— Для тебя, любимая, даже сотовый включил.
— Даже так! Это уже серьезно. Ты обдумал мое предложение стать Аленой Буниной?
— Я в процессе.
— Тогда что?!
— А ты уже забыла или притворяешься?
— Наверное, притворяюсь, только не знаю по какому поводу. Ты о чем, собственно? — Она снова посмотрела на монитор и нажала клавишу «пробел». Между «Ивар» и «Скрипка» появилась солидная дистанция. «Так лучше, — мимоходом подумала она, — глупый псевдоним. Скрипка, наверное, от слова «скрипеть».
— Я, собственно, о следователе Терещенко — классный парень. Совсем не похож на следователя.
— Ох! — Она съежилась, ожидая нагоняя. Вполне законного, между прочим.
Вместо этого Бунин продолжал вполне жизнерадостно:
— Я как только его увидел, сразу понял, что ты не смогла устоять перед таким красавчиком. Истинный ариец.
— Прости меня, — с чувством извинилась Алена. — Честное слово, не хотела о тебе говорить. Обмолвилась только… но он такой дотошный…
— Что твои бастионы рухнули, — великодушно рассмеялся Константин. — Ладно, не бери в голову.
— Да, в самом деле, — она все еще пыталась оправдаться и даже покраснела от раскаяния, — он зашел ко мне…
— К тебе зашел? Как ты думаешь, почему я вдруг начинаю испытывать чувство ревности?
— Да ну тебя! Мы просто разговаривали, пили чай и…
— Разговаривали?! Чай даже пили?! В самом деле, любимая, это ни в какие ворота не лезет, — шутливо корил он на другом конце провода. Видимо, Терещенко его больше позабавил, чем напугал или озадачил.
Алена представила себе строгого и импозантного Бунина, дающего показания молодому следователю, и рассмеялась. Когда слегка успокоилась, то спросила:
— Слушай, а о чем вы с ним говорили?
— По большей части о тебе.
— Что?
— О тебе, говорю. Он меня расспрашивал, как ты живешь, с кем, чем и так далее. Ну и мимоходом, в каких отношениях вы были с соседкой, с соседом…
— И что ты ответил?
— Ответил, что в добрососедских.
— Нет! Что ты ответил про меня?