Одна обещанная ночь

– Прошу, присаживайся, – инструктирует он, когда мы приходим в кухню, оставляя меня опуститься голой попой на холодное сиденье стула. – Что бы ты хотела?

– Я буду то же, что и ты, – говорю я, желая упростить его жизнь.

– Я буду фрукты и натуральный йогурт. Тебе подходит? – он открывает холодильник и достает ряд пластиковых контейнеров, в каждом разные нарезанные фрукты.

– Пожалуйста, – отвечаю со вздохом, молясь, чтобы мы не ступили на знакомую дорожку краткости и отчужденности. Похоже на то.

– Как пожелаешь, – голос резкий, когда он приседает, доставая из шкафчика миски, ложки из ящика и йогурт из холодильника.

Я молчу, наблюдая за ним. Все, что он ставит передо мной, должно стоять именно так. Апельсинной сок выжат, кофе сварен, и Миллер в мгновение ока сидит напротив меня. Я ничего не трогаю. Не решаюсь. Все поставлено с невероятной точностью, и я не рискну еще больше портить ему настроение, сдвинув что-то.

– Угощайся, – кивает он на мою миску. Запоминаю место миски для фруктов, так чтобы суметь поставить ее на свое место, и начинаю ложкой накладывать в нее фрукты. Потом осторожно ее переставляю. Я еще даже не взяла ложку, когда он наклоняется через стол и передвигает тарелку с фруктами влево. Мое очарование Миллером Хартом только продолжает расти, и в то время, как эти маленькие проявления довольно раздражают, они, на самом деле, также и очаровывают. Теперь становится довольно очевидно, что именно я привожу этого джентльмена в панику – я и моя неспособность удовлетворять его навязчивую идею оставлять вещи так, как ему нравится. Только я не стану принимать это близко к сердцу. Не думаю, что на свете есть хоть кто-то, кто справился бы с этим.

Тишина безумно неуютная, и я точно знаю почему. Он завтракает, но я знаю, что он борется с желанием уйти из-за стола и идеально перестелить постель. Хочу сказать ему пойти и просто сделать это, особенно если от этого он расслабится, что значит, я расслаблюсь тоже. Хотя, у меня нет такого шанса. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и кладет свою ложку перпендикулярно миске.

– Извини, я отлучусь в ванную, – он встает и уходит из кухни, а мой взгляд следует за ним, желая пойти и посмотреть, что он делает, но я, пользуясь возможностью, изучаю предметы на столе в попытке запомнить их точное местоположение, чтобы он оставался спокойным. Не понимаю.

Проходит добрых пять минут, прежде чем он возвращается на кухню, заметно более расслабленный. Я расслабляюсь тоже и успокаиваюсь от того, что закончила завтракать и выпила сок, так что мне больше не нужно двигать что-то…за исключением себя, так что я начинаю отслеживать последовательность своих движений и перемещений тоже – так же, как в его постели.

Он садится за стол и берет свою ложку, наполняет ее клубникой и отправляет в рот. Неизбежность моего взгляда, следящего за его неспешным пережевыванием – что-то, чему я не могу сопротивляться. Его рот гипнотизирует меня так же, как его глаза, когда он смотрит на меня. И я знаю, смотрят и сейчас, что ставит меня в затруднительное положение. Глаза или рот?

Он решает за меня, начиная говорить. Я практически не слышу его, меня отвлекают губы.

– У меня есть просьба, – заявляет он. Слова, наконец, достигнув моего спутанного сознания, заставляют меня обратить внимание на его глаза. Я была права. Они искрятся.

– Что за просьба, – спрашиваю осторожно.

– Не хочу, чтобы ты виделась с другими мужчинами, – он смотрит на меня задумчиво, явно пытаясь понять мою реакцию, только я не даю ему многого, так как у меня пустое выражение лица, ведь я не знаю, как именно стоит реагировать. – Думаю, это вполне резонная просьба в свете твоего поведения прошлой ночью.

Теперь мое лицо меняется, и оно немного шокированное.

– Ты причина моего поведения прошлой ночью, – резко отвечаю я.

– Может и так, но мне не нравится мысль, что ты вот так себя обнажаешь.

– Обнажаю в общем или обнажаю себя перед другими мужчинами?

– И то, и другое. Ты не чувствовала потребности обнажаться до встречи со мной, так что не думаю, что тебе будет трудно выполнить мою просьбу, – он берет в рот еще одну порцию фруктов, только на этот раз я не хочу смотреть, как он жует. Нет, я все еще в шоке и смотрю в эти равнодушные глаза.

Он явно думает, что вполне резонно требовать подобное. Я даже не знаю, как это расценивать. Он только что боготворил меня в свое постели, говорил трогательные слова, а теперь он такой деловитый.

– И эта чушь со свиданиями, – продолжает он. – Этого, в любом случае, больше не случится.

Приходится сдерживаться от смеха.

– Почему ты просишь меня об этом? – прощупываю почву. Он так говорит, что хочет видеть нас верными друг другу?

Он пожимает плечами:

– Ни один мужчина не заставит тебя чувствовать себя так, как я, так что это в твоих лучших интересах.

Я в шоке от его самонадеянности. Он прав, но я не стану тешить его эго.

– Миллер, – ставлю на стол локти и лбом прижимаюсь к ладоням. – Может, просто скажешь, что именно ты имел в виду? – я смотрю на него и вижу тень беспокойства на его идеальном лице.

– Не хочу, чтобы кто–то еще ощущал твой вкус, – говорит он бесцеремонно. – Это может показаться нерезонным, но это то, чего я хочу, и я был бы рад, если б ты согласилась.

– А что насчет тебя? – шепотом задаю вопрос. – Я знаю о той женщине.

– Переживет.

Переживет? То есть, он посвятил ее.

– И она согласна на это?

– Да.

– Почему бы это имело значение, если она просто деловой партнер?

– Как я уже сказал прошлой ночью, не имеет, но это важно для тебя, поэтому я рассказал ей о тебе, и давай на этом закончим.

Скалюсь на него со своего места:

– Я ничего о тебе не знаю.

– Ты знаешь о моем клубе.

– Только потому, что случайно там оказалась. Сомневаюсь, что узнала бы о нем, если бы ждала, пока ты мне расскажешь. И уверена, ты бы ни за что не привел меня туда сам.

– Ошибаешься.

Хмурюсь на это его слово, самоуверенный скандалист.

– Ты была в списке гостей, Ливи. Если бы я не хотел, чтобы ты туда попала, я бы приказал убрать твое имя из списка.

Закрываю рот и отматываю пленку назад к тому моменту, что могу вспомнить, до того, как шампанское и текила взяли вверх.

– Ты наблюдал за мной весь вечер, так ведь?

– Да.

– Я была с Грегори.

– Была.

– Ты думал, что я с ним на свидании?

– Да.

– И тебе это не понравилось?

– Нет.

Так же, как ему не понравилось видеть меня с Люком.

– Ты ревновал, – говорю, а в голове вертится вопрос, в какой момент он понял, что Грегори гей. Может, на танцполе. Или в туалете. Он работал в «Айс»¹¹, но мой друг не кричит открыто о своей сексуальной ориентации. Он рослый парень, и ему вслед смотрят столько же девушек, сколько и парней-геев.

– Жутко, – подтверждает он.

Я была права и я рада, только он скажет еще хоть что-нибудь, кроме этого слова?