Однажды ты полюбишь
Шрифт:
Впрочем, если бы Фредерик просто пропал, Энн, может быть, не так сильно мучилась бы. Ну мало ли какие у человека могут быть дела?!
Какими бы дела ни были, позвонить можно всегда! – в сотый раз подумала Энн.
В сотый же раз она вздохнула и с тоской посмотрела в окно. Чай пришлось вылить, уж слишком гадким получился прохладный сироп, в который Энн умудрилась превратить его за полчаса. Теперь она могла вновь поставить чайник, вновь дожидаться, когда же он закипит, вновь засыпать заварку и размешивать сахар.
Так и с ума сойти можно! – сердито подумала Энн. Если бы
Энн в последние дни казалось, будто сержант Гроувер преследует ее. Куда бы Энн ни пошла, везде она встречала Седрика и могла прочитать на его лице что-то вроде: «Ну и кто оказался прав?». Больше всего Энн в эти моменты хотела врезать по довольной физиономии Гроувера.
А когда в супермаркете банки с консервированными ананасами неожиданно разъехались в стороны перед лицом Энн, открывая чудный вид на довольную физиономию Гроувера, Энн поняла, что она на грани. И сержант умудрился заставить ее пересечь эту грань. Он сказал всего одну фразу. И это было даже не «ну и кто оказался прав?», фраза была гораздо длиннее:
– Личности с психическими расстройствами и склонностью к депрессивным состояниям, каковыми и являются серийные убийцы, после эмоционального подъема впадают в крайнюю степень депрессии, и в эти моменты они часто запираются от всего внешнего мира, – с довольным видом процитировал он учебник по криминалистике или психологии преступников, это Энн было совершенно безразлично. – Мистер Стрейт уже три дня не объявлялся?
Это оказалось последней каплей. Энн мило улыбнулась и неожиданно не только для Гроувера, но и для самой себя ударила сержанта точно по центру довольно ухмыляющегося лица. Судя по звуку, это был чистый нокаут.
Она спокойно взяла банку ананасов и отправилась к кассам. Энн было совершенно безразлично, как себя чувствует сержант. Ей было плевать на весь этот мир. Она знала только одно: Фредерика нет уже три дня.
Очередная чашка чаю оправилась в раковину, и Энн поняла, что, если она повторит процедуру заваривания чая еще раз, разум может и не выдержать. Отправляться в психиатрическую клинику в планы Энн не входило.
Она еще раз тяжело вздохнула и сняла трубку.
– И что у тебя стряслось на этот раз? – весело поинтересовалась Клер.
– Мне так неловко! – Энн почувствовала, что краснеет.
Она опять не удосужилась позвонить подруге, когда у нее все было хорошо.
– Не нужно рвать на себе волосы. Для чего существуют друзья? В том числе и для того, чтобы позвонить им и пожаловаться. Выкладывай!
– Помнишь, я тебе рассказывала об искусствоведе Фредерике Стрейте? Он оценивал коллекцию Кристофера Ланкастера, моего дяди.
– С которым ты целовалась и тебе это понравилось? – уточнила Клер. – Помню, а как же! Если уж ты так вцепилась в Боба, не познакомишь?
– Не познакомлю.
– И почему же? Жалко? Или вы зашли дальше невинных поцелуйчиков под портретом дядюшки?
– Мы еще никуда не зашли. И, я чувствую, не зайдем. Клер, он уже три дня не появляется... – проскулила Энн и расплакалась.
– Эй, что это с тобой?! Какое тебе дело до этого искусствоведа? У тебя есть
Боб, в конце концов. Кстати, вы объявите о своей помолвке или нет?!– У меня уже нет Боба! – сообщила Энн. – Он есть у Кэтрин, хотя она и не хочет выходить за него замуж, несмотря на то что ждет от него ребенка. У меня, как выяснилось, глупая сестра. Даже видеть не хочет Боба. А я хочу видеть Фредерика!
– Кажется, я пропустила что-то существенное. – Судя по тону Клер, Энн все же удалось удивить ее. – Рассказывай все по порядку, а то я уже запуталась в этом мексиканском сериале!
Энн еще разок всхлипнула и начала рассказывать Клер о событиях последних двух недель. Когда она закончила на эпизоде с расквашенным носом Гроувера, Клер не выдержала и рассмеялась.
– Ничего смешного. – Энн подумала, не обидеться ли ей на подругу, но решила, что есть более важные проблемы. – Фредерика нет уже три дня!
– Нет – и не надо! – металлическим голосом отрезала Клер. – Ты что, наркоманка, что и дня прожить без него не можешь? А классно ты этого полицейского! Пусть не сует свой нос, куда его не просят.
– Знаешь, чего я больше всего боюсь?
– И чего же? Сестер у тебя вроде бы больше нет... Хотя после появления дядюшки я уже ничему не удивлюсь. Так я права?
– Нет, я научилась переживать измену. А дядя был бездетен. Я очень боюсь, что Седрик окажется прав. Этот кошмар просто преследует меня! Вдруг Фредерик и есть тот маньяк? Я этого просто не переживу.
– Насколько я поняла, если Фредерик – маньяк, ты действительно не переживешь этого. Просто потому, что тебя расчленят и потом убьют, или наоборот. Ты еще не выяснила у него, как правильно?
– У тебя всегда был черный юмор! – попеняла Энн подруге.
– Но ведь ты улыбнулась? В кризисных ситуациях черный юмор не так уж плох.
Энн вдруг поняла, что улыбается. Впервые за три дня.
– Прекрати устраивать истерики и придумывать бог знает что! – приказала Клер, когда поняла, что добилась своего. – Соберись с силами, возьми себя в руки и скажи: «Три дня это почти ничто». Давай, Энн, говори!
– Три дня... – Энн честно попыталась выполнить поставленную подругой задачу. – Три дня... три дня... это так много, Клер! – наконец выпалила она.
– С тобой невозможно проводить психотренинги, – устало пожаловалась Клер. – Ну мало ли какие у твоего маньяка могли возникнуть дела!
– Не называй его маньяком, – попросила Энн. – Я скоро от этого слова чесаться начну. У меня уже аллергия! Хватит того, что я каждый день встречаюсь с сержантом Седриком Гроувером!
– Договорились. И все равно, мало ли какие у Фредерика могут быть дела?
– Какие у него могут быть дела, что он даже не смог найти минутки позвонить мне! – возмутилась Энн. Эта мысль засела у нее в голове и стала просто невыносима, словно старая, загнившая заноза.
– А может быть, он просто проверяет свои чувства? – предположила Клер.
– Да, и не будет со мной спать, пока не удостоверится в том, что...
В чем должен удостовериться Фредерик, Клер так и не узнала.
– В дверь звонят! – чуть ли не испуганно пробормотала Энн. – Это он, Клер, я уверена! Пока.