Однажды в Америке (др. перевод)
Шрифт:
Макс дружелюбно спросил:
— Как дела в страховом бизнесе, Джон?
— Лучше оставим бесполезные разговоры и приступим прямо к делу, — последовал резкий ответ.
От этих слов все во мне вспыхнуло. Мне хотелось подойти к нему и как следует врезать прямо в его наглую рожу. Я посмотрел на своих товарищей. Они холодно смотрели на него. Странно, они вовсе не были в такой ярости, как я. Стало быть, это и есть тот самый страховой агент, который дал нам наводку на выгодное дело? Тот самый Иуда, который предал своих друзей и коллег по работе за пресловутые тридцать сребреников? Он и его распутная жена. Забавно, подумал
Господи, сколько людей, с которыми нам приходилось иметь дело, смотрели на нас с таким же брезгливым видом. Притом, что сами они были просто шлюхи. Их всех можно купить за русские шарлотки. Работодатели и профсоюзные боссы, которые торговали рабочими. Продажные чиновники в муниципалитетах, бравшие взятки и предававшие правительство. Судейские чины и адвокаты, манипулировавшие законом и предававшие клиентов. Процветающие бизнесмены, которые вытягивали деньги из бедняков с помощью сутяжничества и крючкотворства.
Во мне кипели ярость и негодование. Я знал, что такие обвинения со стороны бандита выглядят нелепыми. Но я не мог контролировать себя. Мои мысли неслись неудержимым потоком.
Внезапно я вспомнил нашу мебель, сваленную в кучу на улице, мою мать, плачущую от отчаяния и стыда, и то, как я подошел к одному из мужчин, вышвыривавших наши вещи. Все, что я мог, это взять его за рукав и умолять: «Пожалуйста, мистер, пожалуйста». А он гаркнул на меня: «Вали отсюда, вонючий жиденок».
И теперь этот лицемерный ублюдок, агент из страховой компании — выглядел точь-в-точь как наш домовладелец. Страховые компании — что, черт возьми, это такое? Не что иное, как огромные тотализаторы. Они ставят на то, что вы не умрете раньше определенного возраста или что в вашем доме не случится пожар. Они ставят на что угодно.
Я сознательно подстегивал свою ярость. Я держал правую руку в кармане брюк и нащупывал кнопку на рукоятке ножа. Я думал о том, что, если я сейчас выну руку из кармана, нажму кнопку и одним молниеносным движением воткну шесть дюймов стали в его горло, у сукиного сына уже не будет такого презрительного вида! Нет, вы посмотрите на этого ублюдка. Он пялится на меня. Клянусь, он чувствует, как я его ненавижу. Его труп будет очень изысканно выглядеть с цветком в петлице. Да, этот муж мазохистки отлично впишется в красивый гроб, уляжется удобно, как на картинке.
Я шагнул в его сторону. Пульс бился у меня в висках. Мне казалось, что моя голова налилась кровью. Я тонул в пьяном бешеном тумане. Холодная сталь моего ножа сама просилась к его телу. В глазах ублюдка появился ужас. Я почувствовал, что он мой. Он был парализован страхом. Я сделал еще шаг. Я нажал на кнопку. Лезвие выскочило из рукоятки. Этот щелчок и вспышка стали его загипнотизировали. Я почти вонзил нож ему в горло.
— Нет, этого пациента не надо оперировать, Лапша. — Макс успел схватить меня за руку. — Чего вдруг ты так взбеленился?
Я покрылся потом. Я сел. В самом деле, что это со мной такое? Макс протянул мне «Корону». Я взял ее, откусил кончик и размял сигару на глазах у остолбеневшего гостя. Я чувствовал себя опустошенным. Словно меня всего выпотрошили изнутри. Не стоило мне привязываться к этому парню. Чего я от него хотел?
Пусть он идет к черту. Со мной что-то не в порядке. Я вел себя как садист, которому не терпится перерезать кому-нибудь горло.Патси наклонился ко мне, чтобы поднести огонь к сигаре. Он тихо спросил:
— С чего ты так взъелся, Лапша?
Я не хотел вдаваться в долгие объяснения, что этот человек символизировал для меня. Но что именно? Мои детские обиды? Наверное, тот парень Фрейд сумел бы это объяснить. А я не могу. Какой-то голос внутри меня шептал: «Ты просто напился, ублюдок, ты напился».
Я сказал только:
— Мне не понравилось, как он с нами говорил.
Патси ответил:
— Мне тоже.
Страховой агент сел в кресло. Он вытащил носовой платок и дрожащей рукой вытер лоб. Макси пододвинул ему стакан с двойным виски. Он взял его, пробормотав: «Спасибо, Макс». Его рука так тряслась, что он разлил половину выпивки, прежде чем донес стакан до рта.
Макс сказал любезным тоном:
— Ну что, Джон, tauchess offen tish. [13]
Вероятно, он понял, что должен выложить то, что принес, на стол. Агент открыл портфель и достал оттуда толстый плотный конверт.
Макс открыл конверт и вытряхнул из него на стол тридцать пачек банкнотов, перетянутых узкими полосками банковской бумаги, на которых стояла надпись: — «Одна тысяча долларов». Он вынул из кармана мешочек с бриллиантами и бросил его страховому агенту:
13
Покончим с этим делом; буквально — «задницу на стол» (идиш).
— Одного камня не хватает. Потеряли в спешке. Все в порядке, Джон?
Я ожидал, что он возмутится или попробует спорить. Но ничего подобного не произошло. Он только смиренно кивнул. Все его поведение резко изменилось. Он больше не выглядел как представитель привилегированного класса, пришедшего к жителям трущоб. Макс подтолкнул к нему три пачки денег.
— Это твои десять процентов, Джон.
— Большое спасибо, Макс.
Он улыбался и кланялся нам всем, как швейцар, получивший щедрые чаевые.
После этого он выпил еще стаканчик, и к нему вернулась часть его достоинства. Он кинул пачки денег в портфель и защелкнул замок.
— Должен сказать, ребята, вы сделали отличную работу. Все было превосходно. За исключением одной вещи — нет, я, конечно, вас не критикую, но так ли уж необходимо было все это насилие? — Он залился неприятным льстивым смешком. — Троих отправили в больницу, а моя жена лежит дома в нервном шоке.
Еще бы, после того как я отказался ее удовлетворить. Самому ему это наверняка не под силу, подумал я про себя.
Макси выпустил изо рта клуб дыма.
— Видишь ли, в чем дело, Джон. Когда мы занимаемся своей работой, мы, как ты понимаешь, не можем позволить себе играть в бирюльки. Мы играем всерьез и наверняка.
— Да, да. Я знаю, парни, что вы сделали отличную работу и что вы лучшие в своем деле. Мне вас так и рекомендовали еще несколько лет назад.
Он весь светился дружелюбием и доброжелательством.
Макс перебил его, сказав:
— Хорошо, Джон. Если что-нибудь наклюнется, свяжись со мной, как обычно.