Однажды в Голливуде

Все эти вопросы о природе кинематографа гораздо больше занимали Клиффа, чем мисс Химмельстин. Он чувствовал, как она откидывается на спинку кресла, а она чувствовала, как он подается вперед. Он даже слышал, как она едва слышно произнесла: «Мне скучно — желтый».

«Это клево, — подумал он. — Очень странная штука».

Ну ладно, выкрутасы в плане синема верите [8] — это и правда классно, но что насчет визитной карточки картины — насчет ебли? Ведь ради нее (хотя и не только) Клифф и решил посмотреть: ему было любопытно. И уж точно в первую очередь поэтому он пригласил мисс Химмельстин. Мужчина, склонивший Лену к участию в сексуальных сценах, из-за которых пленки «Я любопытна — желтый» и тормознули на таможне, когда их впервые попытались привезти из Стокгольма, — не Вильгот (Клифф был рад, что ему не придется смотреть, как трахается этот мешок с дерьмом). А мутный женатый мужик (сыгранный Бёрье Альстедтом), с кем Лену знакомит отец.

8

Синема верите (букв. фр. «правдивое кино») — термин, обозначающий экспериментальное направление, первоначально сформировавшееся в кинодокументалистике Франции. — Прим. пер.

Когда на экране появилась первая сцена настоящего секса, показанная в американских кинотеатрах, — между Леной и Бёрье в ее квартире, — у Клиффа было ощущение, что он стал свидетелем чего-то совершенно нового. В последнее время с подобными сценами заигрывали и другие мейнстримные фильмы. Лесбийские игры с сосками в сцене соблазнения между Сюзанной Йорк и Корэл Браун в «Убийстве сестры Джордж». Сцена мастурбации Энн Хейвуд в «Лисе». Сцена с борьбой обнаженных Оливера Рида и Алана Бейтса возле камина во «Влюбленных женщинах» (сам фильм Клифф так и не посмотрел, но при виде трейлера у него челюсть отвисла). Но сцена обнаженного секса у Шёмана открыла для мейнстримного кинотеатрального проката новые возможности. Изначально фильм задержали на американской таможне по причине непристойности содержания. «Гроув Пресс», американский дистрибьютор фильма, боролся за него в суде и проиграл первый бой, когда федеральный районный суд оставил таможенный запрет в силе. Но это было частью стратегии «Гроув Пресс». Компания собиралась подать апелляцию и отменить решение. Таким образом, вынесенное решение относилось бы не только к этому фильму, но ко всем, содержащим сцены провокационного сексуального характера. Так и вышло, когда апелляционный суд США отменил решение федерального суда, превратив тем самым фильм Вильгота Шёмана «Я любопытна — желтый» в cause celebre [9] сезона — и запустив в современном мейнстриме новую волну сексуальности. Фильм стал первым и с отрывом самым прибыльным из той небольшой волны художественной эротики, что будет процветать в ближайшие несколько лет, пока киноиндустрия и зритель решают, как далеко готовы зайти, — а порнографы ненадолго оказались на обочине и гадают, какие крохи им оставит мейнстрим.

9

«Знаменитое дело» (фр.) — судебное разбирательство, сопровождаемое широким общественным резонансом. — Прим. ред.

Во время сцены секса в квартире Лены Клиффа и мисс Химмельстин поглотило возбуждающее ощущение от того, как впервые видишь нечто новое, — ив этот момент их пальцы сплелись.

Клифф вспомнил рецензию Ричарда Шикеля в журнале «Лайф» из приемной Марвина Шварца:

Десять, даже пять лет назад это бы нас ужасно шокировало — эстетически, культурно и уж точно морально. Но теперь во всех сферах мысли и искусства нас настолько дразнит следующий уровень открытости, что перейти наконец и эту границу — подлинное облегчение.

Первая сцена секса в «Я любопытна — желтый» и, в сущности, во всем современном кино, строго говоря, не то чтобы эротика (у Клиффа вот не встал), но первый проблеск откровенной наготы определенно пощекотал нервы. Запоминающейся сцена вышла из-за остроумной подачи. Режиссер Вильгот Шёман снял первую настоящую сцену секса, переплывшую океан, в духе комедии ошибок, в которую превращается большинство перепихонов. Шёман стремится реалистично подчеркнуть неловкость совокупления. Пара хочет перейти к делу; мы, зрители, которые весь фильм ждали именно этого, хотим, чтобы они перешли к делу; но режиссер сознательно подбрасывает перед полуденным перепихоном одно реалистичное препятствие за другим. Бёрье все никак не может справиться с пуговицами на брюках Лены, и она ворчит на него за нерасторопность («Ты что, сам не можешь?»), в итоге ей приходится оторваться от поцелуев и взять дело в свои руки, самой расстегнуть и снять штаны. Он пытается трахнуть ее стоя; она его останавливает («Я так не могу») — очевидно, это из личного опыта. Когда же они идут в другую комнату, чтобы достать матрас, то сучат ногами, как маленькие игрушечные солдатики, — им мешают спущенные до лодыжек штаны. Доставая матрас, они практически раскурочивают комнату, затем тащат матрас в гостиную и там понимают, что все завалено оборудованием Лены (катушечные магнитофоны, размотанные пленки, микрофоны), и сперва приходится сгребать все это барахло, чтобы наконец уже бросить матрас на пол и потрахаться.

Клиффу казалось, это одна из лучших сцен, что он видел в кино. Точно самая реалистичная. Он бывал в таких квартирах, трахал таких девушек, на таких матрасах, на таком полу. Клиффу приходилось наспех сгребать журналы, комиксы, книжки в мягких обложках и пластинки, чтобы трахаться на полу, на диванах, в кроватях и на задних сиденьях автомобилей. Также Клифф был известен тем, что проходил большие расстояния со спущенными до лодыжек штанами и вставшим членом, указующим путь.

А сцена с сексом на мосту, по мнению Клиффа, еще сексуальнее предыдущей. Клиффу нравится трахаться в общественных местах. Нравится сосаться в общественных местах, когда ему отсасывают в общественных местах, когда ему дрочат в общественных местах. После этих двух сцен Клифф уверен, что уже видел два главных момента фильма. Но ни он, ни мисс Химмельстин не были готовы к сцене с лобковыми волосами. В ней Лена и Бёрье лежат голые и беседуют, лаская друг друга: ее лицо — прямо напротив его опавшего члена, ее пальцы скользят в пышном кусте лобковых волос, пока она осыпает член легкими поцелуями. Сидя в вест-вудском кинотеатре, держась за руки с мисс Химмельстин и глядя на такую сцену в настоящем фильме, с настоящей актрисой, Клифф чувствовал, что наблюдает за рождением новой эпохи в истории кинематографа.

Позже Рик спросил Клиффа, трахнул ли он мисс Химмельстин.

— Да не, — ответил Клифф.

Впрочем, признался он Рику, она отсосала в его «Карманн-Гиа», когда он подвозил ее домой в Брентвуд, но это было их единственное свидание.

В 1972 году Джанет Химмельстин станет полноценным агентом в «Уильяме Моррисе», а к 1975 году — одним из лучших.

С тех пор члены она будет сосать только тем клиентам, чьи имена указываются в начальных титрах.

Глава третья Сьело-драйв

«Кадиллак Куп Девиль» 1964 года Рика Далтона с Клиффом Бутом за рулем выезжает с подземной парковки здания «Уильям Моррис» на Чарлвилл, затем через квартал сворачивает на бульвар Уилшир.

Пока винтажный «кадиллак» с двумя винтажными мужчинами едет по оживленной улице, хиппи, как саранча заполонившие город, разгуливают по тротуарам в платьях и одеялах, с грязными босыми ногами. Обеспокоенный Рик Далтон, еще не поделившийся причиной тревог с приятелем Клиффом, смотрит в окно автомобиля и выдает полный отвращения комментарий по поводу гуляющих мимо хиппарей:

— Только посмотри на сраных придурков. Знаешь, ведь когда-то этот город был чертовски приятным местом. А теперь полюбуйся! — Затем с фашистским презрением замечает: — Честное слово, их бы всех к стенке и дать по ним очередь.

Они сворачивают с оживленного Уилшира и возвращаются на Сьело-драйв к Рику более тихими жилыми улицами. Рик выдергивает сигарету из пачки «Кэпитол Дабл-ю», сует в рот, прикуривает и с видом крутого парня щелкает серебряной крышкой своей «Зиппо». Одной затяжкой сразу выкуривая сигарету на четверть, говорит водителю:

— Что ж, приятель, теперь все официально. — Он громко шмыгает носом. — Я вышел в тираж.

Клифф пытается утешить босса:

— Да ладно, дружище, о чем ты вообще? Что этот тип тебе там наплел?

— Чертову правду, вот что он наплел!

— И что тебя так огорчило?

Рик поворачивается, смотрит на Клиффа.

— Осознание, что я слил всю свою сраную карьеру в унитаз, вот что меня, на хрен, огорчило!

— Так что случилось-то? Он тебе отказал?

Рик снова глубоко затягивается сигаретой.

— Нет, он хочет помочь мне пробиться в итальянское кино.

— Так и в чем проблема? — быстро реагирует Клифф.

— Мне придется играть в гребаном итальянском кино, — кричит Рик, — вот, блядь, в чем проблема!

Клифф решает сосредоточиться на дороге и дать Рику выпустить пар. Актер затягивается сигаретой и наслаждается жалостью к себе. Выдыхая дым, он размышляет:

— Пять лет восхождения. Десять лет топтания на месте. А теперь — падение на дно.

Пока они едут, Клифф предлагает взглянуть на вещи под другим углом:

— Слушай, у меня самого-то карьеры никогда не было, так что не скажу, что действительно понимаю твои чувства...

— В смысле? — перебивает Рик. — Ты же мой дублер.

Клифф называет вещи своими именами:

— Рик, я твой водитель. Со времен «Зеленого Шершня» и со времен, как у тебя отобрали права, это моя работа. Я мальчик на побегушках. Я не жалуюсь. Мне нравится тебя катать. На съемки и обратно. На прослушивания. На встречи и всю херню. Мне нравится следить за домом в Голливуд-Хиллз, когда ты в отъезде. Но я уже давно не работал дублером на полную ставку. Так что, с моей точки зрения, перспектива дернуть в Рим сниматься в кино — не то чтобы конец света, а ведешь ты себя так, будто это он и есть.