Однажды в грозу…

— Конечно. Это же правда.

Алек взъерошил волосы и так сверкнул на нее глазами, что она вся съежилась.

— Для автора запуганных сюжетов звучит слабовато. Ты не согласна?

— Алек… — начала было она, но он остановил ее, подняв руку вверх.

— Вчера у меня было много времени на размышления. В конце концов все начало вставать на свои места.

Касси непонимающе смотрела на него.

— Что ты хочешь сказать?

— Эта твоя блестящая идея ускорить свадьбу, пока ни я, ни кто-либо другой не успели догадаться, для чего тебе это нужно. — Он затряс головой, не давая ей возразить. — Дай договорить. И вдруг тебе срочно надо замуж, а я, как болван, воображаю, будто ты перестала артачиться. А ты тем временем уже понесла от другого мужчины.

Касси ушам своим не верила. Она вытаращила глаза, а белое, как пергамент, лицо утратило последние следы красок. У нее зуб на зуб не попадал. Она сжала челюсти, чувствуя, что не способна произнести и слова в свою защиту, а Алек охрипшим от горечи голосом продолжал разрушать ее последние иллюзии.

— Выходит, тебе полицейского инспектора было мало, верно, Касси? Ты вдруг подумала, что, когда ребенок будет мешать тебе писать, выдающийся врач-консультант сможет обеспечить тебя лучше, чем полицейский, у которого уже семья на шее? — Он вдруг наклонился, почти вплотную приблизив побледневшее от негодования лицо к ее лицу. — Вот почему ты позволила мне приблизиться к тебе, когда взломали твой коттедж: чтобы заставить меня думать, будто ребенок мой.

Касси сквозь пелену слез смотрела на его лицо. Капельки пота проступили у нее на лбу и на ладонях, сжавшихся в кулаки, чтобы скрыть от него, как убийственно действовали его обвинения.

— Ты не прав, — прошептала она.

— Нет, Касси, не думаю. — У нее мурашки по спине пошли при виде улыбки, с какой он смотрел на нее. — Вчера меня мучила бессонница, и я вспомнил, что так и не прочел книжку, на которой ты на своем вечере запечатлела свой автограф. Я лег в постель с ней, за неимением лучшего. И, Касси, это было для меня откровением.

Касси, онемев, сдерживала дыхание и старалась подавить приступ тошноты.

— Я думал, это будет обычный детектив, — продолжал Алек, как о произведении какого-то незнакомого писателя. — Но «Смертные грехи» оказались весьма кровавой книжицей, полной всевозможной патологии, с особо жестоким убийством, напоминающим игру в кошки-мышки. Но что меня наповал сразило, так это роман между твоей сержантшей следственного отдела, этой Херриет Гейл, и патологом, неким Руфусом. — У Алека приподнялись брови. — От этих любовных сцен просто в жар кидает. Неудивительно, что твои книги идут нарасхват. И последнее, но самое главное: по описанию предмет любви этой дамы получается вылитый Лайам Райли. — Он глубоко вздохнул и сверкнул ледяными глазами. — Ну, что ты мне на это скажешь?

В усталых глазах Касси неверие смешалось с презрением.

— Я бы многое могла сказать, но не стану унижаться до объяснений, да и ты все равно ничего не поймешь. Одно тебе скажу, Алек Невиль: хоть ты и выдающийся хирург и превосходишь умом таких, как я, простых смертных, но какой же ты отъявленный болван! — Она с трудом встала на ноги и ахнула: комната закружилась вокруг нее. Она рухнула без сознания, и он едва успел ее подхватить.

Глава 11

Касси очнулась в постели. Она с трудом села и, опустив голову на приподнятые колени, переживала происшедшую внизу сцену во всех ее обидных подробностях, до той самой минуты, когда она поддалась обмороку, с которым все время боролась, с тех пор как вернулась домой.

Но ведь я здесь не дома, уныло подумала она. Это его дом и его постель. Она твердо намеревалась покинуть и то и другое, как только соберется с силами. Как будто мало было огорчений, эта кровать, на которой она лежала, пробуждала воспоминания о брачной ночи, а у нее не хватало сил вынести это. Кроме того, если спать на одной кровати с Алеком, придется вместе пользоваться ванной комнатой, а это, если учесть сложившиеся обстоятельства, уже смахивало на излишне интимные отношения. Она осторожно опустила на пол ноги и неуверенной поступью направилась во вторую спальню. С облегчением увидев, что кровать постелена, она скользнула в прохладную, уютную постель и, закрыв глаза, постаралась ни о чем не думать.

Скоро, когда придет в себя, она придумает, как быть дальше. Но сейчас было слишком тяжело даже думать об этом. Все это, она давно знала, пройдет. Алек оскорблял ее и раньше. Его обвинения в неверности были лишены оснований тогда, когда ей было двадцать лет. Да и сейчас, спустя десять лет, ей не в чем было оправдываться. Но Алек, как никто, мог обидеть ее.

Касси задремала, но ее разбудил голос Алека. Он звал ее по имени и сильно сжимал ей руку.

— Касси, ты что тут делаешь?

Она приоткрыла глаза и увидела его злое, осуждающее лицо.

— Пытаюсь поспать, — мрачно произнесла она. — Будь добр, уйди и не беспокой меня.

— Не нужно было для этого так далеко ходить. Я сам собирался здесь спать, — огрызнулся он.

— Теперь можешь не утруждать себя. — Касси устало отвернулась.

— Тебе надо поесть.

— Мне ничего не надо. Спасибо, — вежливо добавила она. Она почувствовала, как кровать прогибается под тяжестью Алека. Он сел, не отпуская ее руку.

— Касси, я говорю с тобой как врач, а не… не как твой муж.

Она повернула голову и, презрительно улыбаясь, посмотрела на его посеревшее лицо.

— Боже, ты просто подавился, когда произнес это. Не беспокойся, я тебе не навязываю это звание. Мы позаботимся об этом при первой же возможности. Глаза Алека заблестели холодно и заносчиво.

— И не думай. Ты не сможешь добиться развода — я для этого не давал повода. А я не намерен требовать развода у тебя.

Она нахмурилась.

— Неужели? Удивительно. После всего, что ты наговорил там, внизу, я думала, это будет первым, за что ты возьмешься.

— Честно говоря, есть некоторое преимущество в том, чтобы иметь такую супругу, как ты, — сказал он и потер пальцами ее руку — Ты хороша собой, талантливо пишешь, интересная собеседница, даже хорошо готовишь. А уж в постели твой талант превосходит все остальные. Что может побудить меня развестись с тобой?

Касси злобно уставилась на него огромными, кажущимися черными пятнами на бледном лице глазами.

— Ты только что привел немало доводов. — Ее глаза сощурились. — Или ты уважаешь общественное мнение? Было бы так некрасиво с твоей стороны выставить меня из дома прямо сейчас, после случившегося, и тому подобное. Могла бы пострадать твоя репутация. Кто-нибудь мог бы даже разделить твои сомнения в отцовстве моего ребенка. Это способно подорвать твое самолюбие.

— Это ты подрываешь мое самолюбие, — зарычал он и поднялся. — Теперь слушай меня. Если ты не станешь есть, окажешься снова в больнице. Так что я разогрею суп и буду стоять над тобой, пока ты его не проглотишь. — Алек остановился в дверях и посмотрел на ее сердитое лицо. — Да, и еще. Звонил Бен. Он, естественно, очень беспокоится. Мать ему велела докладывать о твоем состоянии. Я сказал, что он может зайти вечером.