Однажды в Москве. Часть I

– Я тоже про Него вспомнил, когда свои дрожащие копыта направил в сторону этой злобной своры. Обещал Ему больше не наглеть и научиться хоть какой-нибудь приличной молитве, если пронесет…

…В центре этой толпы, как памятник неудовлетворенному зарплатой военнослужащему, стоял огромная детина в звании подполковника. Полосы тельняшки под “афганкой” смутно выделялись на его широкой до невозможности груди и добавляли в унылый фон раннего полумрака свои черно-белые окраски.

“И на каком станке ты такой буфер накачал?” – невольно подумалось мне, когда поравнялся с ним и небрежно выполнил воинское приветствие. В смысле, таких патрулей я каждый день пачками провожаю.

Но не сработало.

– Стой! – прозвучало за спиной глухое, прокуренное рычание взбесившейся овчарки. – Кру-гом! Ко мне, мать твою!..

Вся моя наглость улетучилась в мгновение. Не помню, как развернулся и по всей строгости советского устава зашагал к детине с что ни есть кремлевским размахом, браво подкидывая в обе стороны грабли.

– Товарищ подполковник! Капитан Гусейнов по вашему приказанию прибыл!..

Мне до сих пор стыдно за свою растерянность. Я даже назвал настоящую фамилию, здорово тогда сдрейфил. Вы правы, – он кивнул Прилизанному, – профессионалом я не был и пока приобрел хоть какие навыки, прошло немало времени и событий…

…Я оказался перед огромным, даже для моего роста, не то гаргульей, не то таежным медведем. Глаза его злобно буравили и, видимо, собирались вовсе меня испепелить. В следующий миг он открыл, вернее, раскрыл свой рот. От угара паленого самогона, дешевого табака и, видимо, тухлой рыбы я чуть не потерял сознание и откинулся. Но вдруг вояка резко замер.

– Шо такое! Шо такое! Шо такое!..

Тут я заметил его ошалевший взгляд, устремленный к моим злополучным звездочкам, и по-настоящему осмыслил всю гениальность простой русской фразы – “беспомощно хлопать глазами”. Кажется, он подумал, что звездочки мои размножаются перед его затуманившимся от алкоголя взором, и тут уже появление чертиков не за горами. Потому, в следующий миг он вздохнул и со всей своей нерастраченной военно-пьяной злобой так гаркнул, что тысячи капелек заспиртованного раствора облили меня влагой и, в общем-то, вывели из ступора.

– Тво-ю мать!..

Конечно, он даже в страшном сне представить не мог, что какой-то очень непрофессиональный представитель азербайджанской разведки, даже не утруждая снять с формы национальные знаки отличия, после посещения сауны с дорогими путанами нагло расхаживает по столице некогда самой мощной империи, и по ходу занимается сбором разведывательной информации. Аж перед его офиолетовавшимся носом…

Тут меня осенила гениальная по своей нелепости мысль. И, набрав по возможности побольше воздуха в легкие, я одеревенелым от страха голосом заревел:

– Турецкая армия! Нато!

Было ельцинское время. Россия виляла перед Западом, как деревенская кобыла перед мустангом. В бывшей петровской державе же на полную мощь набирали оборот девизы, типа – гусь свинье товарищ. Наверно, бравый вояка подумал, что русские совместно с натовцами проводят какое-то совместное учение, и что я – затерявшийся осколок этого мероприятия. Потому несчастному ничего не оставалось, как исполнить ответное приветствие по стойке смирно. Правда, со всеобъясняющим и всевыражающим русским матом:

– Иб…т твою мать!..

И это был вопль души русского офицера, естественно, не знающего турецкого языка и страшно разнервничавшегося, что вдруг все-таки придется его изучить…

Я не помню, как оказался в подземке и уже в вагоне начал срывать с себя восьмигранники перед недоуменными взглядами нескольких ранних пассажиров. И только после, когда с застопорившимся взором разлегся на сиденье, вспомнил, что этот “турецко-подданный”-то докладывал русскому подполковнику не на турецком, даже не на английском, а на чисто русском языке, и зашагал он отнюдь не по стандартам западного блока. И фамилия Гусейнов вовсе не напоминает знойную Турцию из далеких иноземных берегов, а почти “родной” для каждого россиянина, посещающего столичные рынки и покупающего сочные азербайджанские помидоры.

“Господи, ты все-таки есть…” – философски подумал я и поднял свой взор в потолок вагона. Он был светлым и гладким в отличие от моей жизни…

– Так что, – подытожил Длинный, – силовики России в то время больше были заняты продажей того, чего еще можно было продать, и им было не до азербайджанской разведки.

– При чем тут Россия? – опять занервничал Прилизанный. – Вы что, работали против России?

– Зачем нам надо было работать против несчастной, разваливающейся тогда России, которую и так имели, кто как мог. Мы работали не против, а по России, учитывая традиционную активность противника в этой стране. Что тут неясного?

Армяне, в отличие от наших аполитичных соотечественников, зацикленных на своих рынках, в России хорошо и давно сидели. И своих побед на фронтах Карабаха добились, прежде всего, используя мощь русского оружия и нередко в ущерб самим русским. Ведь карабахское противостояние, в котором армянские националисты играли роль одновременно и рупора мировых держав, и пушечного мяса в их проектах, спровоцировало негативные межнациональные отношения по всей империи и, в конечном итоге, превратилось в надгробный камень для СССР. Неспроста у Горбачева в советниках и в друзьях сидели влиятельные армяне, многие тесно связанные с Западом. Академия Наук СССР по количеству академиков и членов-корреспондентов лиц армянского происхождения напоминало филиал АН Армении. По существу, они являлись агентами влияния западных спецслужб. Они и были настоящей командой Горбачева.

Мы, как могли, собирали военно-политическую информацию в местах компактного проживания армян, в основном в Москве и Северо-Кавказском регионе, так как силы были ограничены. Пытались упреждать активность противника. Иногда не совсем профессионально, как гладко изображают в фильмах, но нередко вполне ощутимо и даже болезненно…

– Это всего лишь набор казенных предложений, которыми маскируют свою бездарность сотрудники специальных служб, и не только у нас, – перебил Прилизанный. – И вообще, если бы вы хорошо работали и воевали, Карабах, возможно, не был оккупирован.

– Я не сказал, хорошо работали. Я сказал – как могли, и нередко весьма ощутимо, – привычно невозмутимо парировал Длинный. – А насчет Карабаха… Глупость соизволили сказать. Не мне вам объяснить, какие факторы привели к поражению. Карабах взяла по существу горбачевская и ельцинская Россия, все руководство которой в то время являлось ставленниками и марионетками Запада и потому выполняющее их заказ по постепенному уничтожению бывшей империи и превращения ее в третьесортную сырьевую базу. А мировой державе, пусть даже в тот момент разваливающейся, мы не смогли бы противостоять. Мы не были готовы к этим вызовам в отличие от армянских националистов, которые лелеяли мечту о “Великой Армении” даже не годами, а веками, и потому готовились, организовывались и не только по России, но и по всему миру.

А Карабах мы вернем. Не знаю, когда и как, но вернем, другого не может быть! Без Карабаха существование Азербайджана и как государства, и как географической единицы абсурдно.

– Надо было вовремя сохранять, – проворчал Бакинец. – Когда армяне этой… – последовал нелицеприятный эпитет, – …Раиске дарили бриллиант 10 , надо было пять подарить.

– У вас пропадает талант взяточника, – съязвила Гюля. – Может, отправить вас на переговоры?

– Бесполезно. Русские теперь этот Карабах держат в руках как Васькину дубинку. Когда нам дают по балде, когда хачикам по жопе, – проворчал Бакинец.

10

…Раиске дарили бриллиант… – речь идет о редком бриллианте, привезенном из Ирана и подаренном Раисе Горбачевой в посольстве СССР в Вашингтоне во время ее встречи в 1987-ом году (накануне раскручивания мировыми силами карабахской карты) с представителями армянской диаспоры. Тогда чета Горбачевых получила в качестве “подарка” также одно из полотен Айвазовского.