Однажды в нашем городе
Шрифт:
— А как же Эвелин? — быстро спросила Элен. Она видела, как Николас страдал, но отчего — оставалось для нее загадкой. — Ты собираешься бороться со мной за нее?
— Не волнуйся, я не буду оспаривать твои права на девочку, не стану ее у тебя отнимать. Я никогда и не собирался этого делать. Все было нелепой затеей с самого начала.
Он, должно быть, не в себе! О чем он говорит?
— Все, что только будет в моих силах, я сделаю для тебя и дочки.
Элен кивнула, как китайский болванчик.
— Конечно, — сказала она спокойно,
— Что?
— Ты хочешь жениться?
На этот раз вопрос прозвучал далеко не так спокойно.
— Нет, Элен, — поморщился Николас, — дело в другом.
— Тогда, — она проглотила комок, — тебя не затруднит объясниться?
Он посмотрел на нее так, будто она предложила ему сунуть руку в огонь.
— Хочешь покрутить ножом в ране, да? — с сардонической усмешкой произнес он и, покачав головой, будто отвечая каким-то своим мыслям, продолжил: — А почему бы и нет? Может быть, ты заслужила этот миг триумфа.
Миг триумфа? О чем он говорит? Элен чувствовала себя еще более озадаченной, но, возможно, так было даже лучше: его недомолвки помогли ей выйти из ступора.
— Я хочу развестись, — медленно сказал Ник, словно раскрывая великую тайну, — потому что больше не могу жить в таком браке.
Элен посмотрела на него полными слез глазами.
— Понимаю.
— Я думал, что смогу… Я надеялся… Какого дьявола! Не хочу опять во всем этом копаться!
Она старалась быть взрослой и храброй. Старалась сохранить остатки достоинства.
— Я понимаю. Честное слово, понимаю. — Она запнулась, не в силах совладать с болью. — Чтобы все получилось, нужна любовь.
Николас холодно кивнул.
— Точно, — согласился он и покинул комнату.
Какое-то время она лежала, жалкая и растерянная, уткнувшись в подушку, но тут заплакала Эвелин. Может быть, кормление ребенка отвлечет от грустных мыслей?
Покормив дочку, Элен возвращалась к себе в спальню. Вдруг она услышала шум в комнате Ника: хлопали дверцы шкафа. Открыв дверь в его спальню, Элен увидела, что Ник швыряет вещи в чемодан.
Ее встретил горящий гневом взгляд.
— Убирайся, — закричал он.
— Что ты делаешь?
— А как ты думаешь?
— Куда ты собрался? Ты только сегодня вернулся домой.
— Я ухожу в отель. Оставь меня в покое. Дай собрать чемодан.
— Я не заставляю тебя уходить в отель.
— Заставляешь, черт возьми.
— Завтра мы с Эвелин переедем ко мне, — начала она, но запнулась, увидев в его глазах ярость.
— И тебя даже не волнует, бессердечное ты создание, как мне будет тяжело жить здесь, когда вы уйдете?
Он, конечно же, хотел сказать «без Эвелин».
— Тебе придется с этим свыкнуться, — сказала она, не представляя, как Ник сможет привыкнуть жить без девочки, которую
обожал.— Оставь свои наставления, — заскрежетал зубами Николас, — и убирайся отсюда! Если я решил перебраться в отель, то не нуждаюсь в твоем разрешении!
Эти слова и этот тон разом заставили Элен забыть о своем намерении быть взрослой, храброй и великодушной. В ней взыграла ревность, постоянно тлевшая в подсознании, но теперь разгоревшаяся настолько, что если бы пламя не прорвалось наружу, оно спалило бы Элен дотла.
— Почему? — взорвалась она. — Почему ты уходишь? Чтобы в отеле проводить время с Корой?
Лицо его, и без того злое, стало похожим на маску убийцы перед смертельным ударом.
— Ты что, думаешь, будто я могу, едва выскочив из твоей постели, бежать в другую?
— А что же мне еще думать? Ты каждую ночь ждешь не дождешься, когда можно будет наконец выпрыгнуть из моей постели!
— Кора никогда меня не интересовала! Понимаешь, никогда!
— Она утверждает обратное!
— Почему меня должны волновать ее домыслы? — сказал он унылым, уставшим голосом. — И твои тоже. Не можешь ли ты, Элен, сделать доброе дело для нас обоих и уйти к себе?
— Ты — самонадеянный, гнусный бабник! — вдруг закричала Элен, бросившись к нему и нанося кулачками удары по его груди.
Он не шевельнулся, не сказал ей ни слова, и только молча, с явным сожалением смотрел на беснующуюся жену.
— Мы договорились быть честными друг с другом. Если ты так переживаешь по поводу секса, тогда стоит тебе только намекнуть, я…
Элен разразилась потоком слез и выбежала из комнаты. В своей спальне она бросилась на постель и уткнулась, рыдая, в подушку.
— Прости, — раздался голос из-за дверей.
— Убирайся!
— Похоже, я все время вел с тобой грязную игру, Элен…
— Зачем? — спросила она сквозь рыдания.
— Ты знаешь.
— Не имею ни малейшего представления.
— Мы всегда больнее всего раним тех, кого любим, — произнес он с горечью.
Слезы Элен как-то сразу высохли, и она выпрямилась на кровати.
— Не надо так говорить, Николас, — тихо попросила она. — Оскорбляй меня, обижай, но никогда не лги! Не лги насчет любви.
Николас усмехнулся в ответ.
— Как бы я хотел, Элен, чтобы сказанное было ложью. Какой бы легкой была жизнь, если бы на мою долю не выпало несчастье полюбить тебя.
— О чем ты говоришь? — прошептала она вдруг осипшим голосом.
— Я понял, что приговорен, — начал рассказывать Николас, — в тот миг, когда увидел тебя. — Глаза его излучали свет, идущий из самых глубин, холодный и чужой, как с далекой звезды. — Как ты думаешь, что должен почувствовать мужчина, глядя на женщину, с которой помолвлен его брат, и понимая, что хочет ее для себя?
— Что?!!
— Видит бог, я боролся с собой, — сказал Николас с горечью. — Я сопротивлялся целых десять минут, а потом тебя поцеловал.