Однажды в Вестеросе
Шрифт:
«Я скоро приду за тобой, Лианна», — поклялся Эддард, сжимая пальцы на брошке в виде головы лютоволка. – «Скоро мы поедем домой».
Гвардейцы в Башни Радости и не догадывались, как близки от них были эти семеро. После прибытия Освелла посреди ночи в башне повисло не проходящее ощущение безысходности. Гвардейцы знали, что прибытие северян было неизбежно, только не знали, когда оно будет. Всё, что им осталось делать, это ждать. Никто из троих почти не спал. Кто-то всегда дежурил в комнате Лианны, а остальные стояли на дозоре, чтобы не упустить появления «спасителей».
Эртур вновь предложил
— Послушай, — прорычал Хайтауэр тогда, — сколько тебе можно повторять, мы никуда не пойдём? Раз уж мы застряли тут, так значит, застряли все вместе. И хватит уже об этом. Освелл, ты согласен со мной?
— Без тени сомнения, — уверенно кивнул Уэнт. – Вместе сюда пришли. Уйдём тоже только вместе.
— Вы понимаете, — неуверенно проговорил Дейн, — что мы можем и не уйти отсюда вовсе. Вы отдаёте себе в этом отчёт?
— Когда нас это пугало, Эртур? – небрежно бросил Герольд, открывая сундук, в который были сложены белоснежные доспехи.
Они давненько к ним не прикасались. После встречи с кронпринцем в лесах Севера гвардейцы нагрузили лошадей тяжёлыми сумками с доспехами, надев те, что больше соответствовали случаю – простые, старые, потёртые. Но теперь пришло время вспомнить о долге.
Пыль толстым слоем покрыла одетую в краску сталь. Белоснежные плащи стали сероватыми. Герольд переглянулся с товарищами, те безмолвно кивнули. Что ж пришло время вспомнить, кто они на самом деле.
Гвардейцы, не теряя бдительности, начистили доспехи, вытряхнули плащи, наточили мечи. Времени оставалось всё меньше, каждый чувствовал это собственной шкурой, каждой клеточкой тела. Все чувства гвардейцев, казалось, обострились от этой тяжёлой напряжённости, нависшей над их головами.
В тот же день, но позже Эртур вновь сидел у кровати Лианны, поставив локти на колени, а руки скрепив в замок и опершись о них подбородком. Им овладели тяжёлые мысли о том, что их ждёт впереди. Мейстер, который тоже отказался покидать башню, спустился вниз по делам. Дорниец же не сводил сосредоточенного взгляда с Лианны. Она была неизменно бледна и всё так же без чувств. А гвардеец так на неё смотрел, словно до последнего надеялся, что от этого взгляда она сейчас очнётся.
Из размышлений его вырвал неуверенный крик младенца, словно он совершенно не был уверен, можно ли ему плакать. Эртур тяжело поднялся и подошёл к люльке. Мальчик на минуту замолчал, глядя на Дейна, а затем захныкал, глаза его наполнились слезами.
— Тише, не плачь, малой, — дорниеец поймал пальцами маленькую ручку.
Младенец примолк, но вновь лишь на мгновение. Гвардеец с надеждой посмотрел на открытую дверь, но шагов мейстера не было слышно, и ему всё же пришлось взять ребёнка на руки. Эртур почувствовал себя немного неуютно, а младенец тем временем всё ещё плакал.
— Ну, полно уже, крепыш, — заговорил Дейн, как можно более спокойно. – Успокойся.
Однако его слова не возымели на ребёнка никакого действия. И Эртуру не осталось ничего другого, как негромко запеть:
«Ты знаешь песень о волках?
Что в Севере живут?
Их дом везде, во всех углах:
И в замке, и
в лесу».Эртур с опаской посмотрел на младенца. Тот молча изучал его лицо блуждающим взглядом. Дейн продолжил уже смелее:
«Их замок-дом, что Винтерфелл,
На много миль вокруг
Известен всем. Тот Винтерфелл
Узнает враг и друг.
И волки те из Винтерфелла
Уж сотни лет живут,
О них не раз уж песни пели,
Ведь род тот приславут.
И Брандон, что Строитель был,
Был волк из Винтерфелла.
Его никто ведь не забыл:
Он мир наш сотворил.
Ты знаешь песень о волках?
Что в Севере живут?
Их дом везде, во всех углах:
И в замке, и в лесу».
На последнем куплете ком застрял в горле Дейна, и он допел с трудом. Ребёнок слушал внимательно, словно понимал, о чём шла речь. Дорниец почему-то почувствовал себя спокойнее, качая малыша на руках. Однако спокойствие это ненадолго нарушил мейстер, вошедший в покои:
— Милорд Дейн…
Эртур словно бы очнулся ото сна. Он положил ребёнка обратно в колыбельку, опасаясь, однако, что он вновь расплачется. Но младенец молчал, неинтенсивно помахивая руками и ногами.
— Не знал о вашем даре пения, — улыбнулся старик, подойдя к колыбели.
— Было бы неплохо, если бы вы об этом особенно не распространялись, — нарочито резко произнёс Дейн.
На что мейстер лишь улыбнулся, словно бы почувствовав трепет, который бился у дорнийца в груди.
— Я похож на болтливого человека? – усмехнулся он.
— Как знать, — рассеянно отозвался Дейн.
— Поверьте мне, милорд, те, кто много треплется, до моих лет обычно не доживает.
Эртур молчал. Он смотрел на то, как младенец пытается ухватить тесёмку, завязанную на деревянном каркасе люльки.
— Вас тревожит что-то? – догадался старик.
Он, наконец, поставил на стол банку с козьим молоком, с которой пришёл сюда.
— А вас как будто бы нет?
— Тревожит, — согласился мейстер. – Но даже больше меня тревожите вы и ваши товарищи.
Дорниец поднял на старика глаза. Пошутил ли он или сказал это для красного словца? Но в глазах мейстера застыла неподдельная забота.
— Что случится, то случится, мой друг. На всё воля Семерых.
Мейстер словно бы понимающе покивал, но ничего не сказал. Эртур расценил это, как конец разговора, и вышел прочь. Этажом ниже стояли Герольд и Освелл.
— Ну, что слышно? – спросил дорниец, выглядывая в одно из окон.
— Пока ничего, — сосредоточенно откликнулся Уэнт. – Что мы будем делать, когда они приедут?
— Будем смотреть по ситуации, — лишь ответил Эртур. – Может, они придут перебить нас, а, может, придут и с миром.
— Ты думал о том, Эртур, — вдруг заговорил Герольд, — что, может, было бы к лучшему отдать леди Лианну её брату? Ведь дела её совсем худы.
— Думал, но это не вариант. Если младший Старк заберёт её, он просто убьёт её дорогой. Лианнина последняя надежда – это Звездопад и только. И когда мы разберёмся с этим искателями приключений, я намерен двинуться в Звездопад немедля же. Послушайте, если мы дадим увезти Лианну, в чём тогда был смысл всего этого? В чём смысл был убивать того человека в лесу? – Дейн повернулся к Освеллу.