Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу
Шрифт:
И вот эта повесть перед вами… Я не изменил имен некоторых исторических, общеизвестных или особо колоритных персонажей. Остальные имена вымышлены, хотя, в принципе, в том не было необходимости. События, отраженные в повести, в целом достоверны. Главное, что старался сохранить – это постепенно стирающийся даже в памяти современников тот особый дух времени, в котором жили мои герои, а также субъективное восприятие событий, о которых мало известно, или известно лишь тем, кто в них участвовал.
Глава 1. Как бы хотелось вернуть
Как бы хотелось
Вечер той зимней метели,
Снежную, белую муть,
В инее сосны и ели,
Наши следы на снегу —
Их разметала пурга —
Все, что забыть не могу,
Память о чем дорога.
«Юра, эти юношеские стихи очень точно отражают мое эмоциональное состояние на протяжении всей жизни.
Так случилось, что хрущевский эксперимент развалил наш уникальный 7 «А», создав взамен «сборную солянку» из будущих технологов холодной обработки металлов. Мне так хотелось уйти вместе с вами. Моя жизнь сложилась бы по-иному: примерно так, как сложилась у тебя или у Пети. К тому были предпосылки. Но решали родители.
Новый класс не стал мне своим. Я уже вряд ли вспомню половину одноклассников, хотя проучился с ними три года.
Я чувствовал себя одиноким. Тогда и начал писать стихи для себя.
По окончании 8-го класса взбунтовался, бросил школу и все лето и осень (до ноября месяца) проработал учеником слесаря-лекальщика на заводе ФЭД.
В школу меня вернули другим человеком – у меня появилась цель и небольшой жизненный опыт.
Продолжение следует, если тебе это интересно.
Обнимаю, Толик».
Ответ Юры был мгновенным и кратким: «Конечно, интересно!» Что ж, кажется, я на правильном пути. Продолжаю в том же духе.
«Привет, Юра!
Продолжу школьные воспоминания.
В школе меня понесло. Учился я всегда легко. Поэтому, начиная с 9-го класса, все домашние задания выполнял прямо на уроках, как говорится, по горячим следам.
Появилось много свободного времени. Я записался в аэроклуб и десять месяцев изучал теорию полетов и конструкцию планера. По вечерам тренировался в секции бокса на «Динамо» (правда, меня хватило лишь до первого нокаута), увлекся футболом (играл, как и все, в дворовой команде и даже однажды попал в сборную школы).
В школе, вместе с единомышленниками, создали неформальное «Общество вольных литераторов». Больше года мы выпускали рукописный еженедельник «Техника идиотов. Подпольный журнал». Кроме журнала, сообща писали роман с продолжением «В степях Патагонии» и такой же бесконечный киносценарий «Битва в пути».
Вся школа сотрясалась от смеха, читая наши опусы, пока они случайно ни попали к учителю физики. И хотя он был человеком с юмором, но доложил по инстанции. Нас едва ни исключили из комсомола, запретив, под угрозой исключения из школы, всякую «подпольную деятельность». Но, меня уже не могли остановить никакие запреты. Графомания и состояние протеста стали диагнозом на долгие годы».
«Привет!
Весна-лето перед выпускным 10-м классом – самая светлая полоса моей жизни. В тот период у меня очень многое случилось впервые: первая любовь, первые поездки за рулем автомобиля, первые прыжки с парашютом, первые полеты на планере
и, наконец, первое знакомство с морем.К осени, окрепший телом и душой, был готов сдвинуть горы.
В аэроклубе попытался перейти на курсы подготовки пилотов спортивных самолетов. Одновременно узнал, что военкомат объявил о наборе курсантов в военное училище летчиков. Экзамены – по окончании школы, а медкомиссия – в октябре месяце.
Я успешно выдержал все экзекуции и ждал решения комиссии. К удивлению, меня забраковали. У меня оказались какие-то проблемы со зрением. Что-то вроде недостаточного цветоощущения в сумерки.
И это не лечится!
Все бы ничего, но меня тут же исключили из аэроклуба. Оказалось, из-за этой ерунды мне навсегда заказан допуск к самостоятельным полетам. Мое небо обрушилось!
Сам понимаешь, сколько одноклассников порадовалось моим «успехам».
Кулаки – слабое утешение, снова захотелось бежать!»
«Привет!
Бежать было некуда. Но и делать, что от меня требовали в выпускном классе, уже не мог. Впервые в жизни почувствовал себя никчемным, никому не нужным человеком – неудачником. Постепенно впал в состояние глубокой депрессии. Учеба пошла кувырком. Неожиданно для всех, стал твердым троечником по всем предметам.
У меня появились товарищи (друзьями их тогда можно было назвать с натяжкой, ибо нас сблизил комплекс неудачников, а связала бутылка). Мы пили прямо в классе на переменах, иногда продолжали на уроках. Все в классе замолчали. Нас вынуждены были «уважать»…
Меня спас учитель математики. И это удивительно, потому что в школе я любил лишь физику и астрономию. А тут он заявил, что уважает меня за математические способности и удивлен таким переменам в отношении к предмету. В общем, дал слово, что по его дисциплинам у меня будут только отличные отметки. Слово сдержал и даже перевыполнил: начиная со второй четверти, впервые после пятого класса стал круглым отличником. Подтянулись и товарищи. Завязалась многосторонняя дружба, причем не только за столом».
«Привет!
Вот и прошли школьные годы. Позади выпускные экзамены. Все до единого сдал на «отлично». Аттестат вышел неплохой, но без медали – все же сказалась первая четверть.
Что дальше? Авиация недоступна. Учиться, но где, а, главное, зачем? Карьера ученого – нечто абстрактное. Преподавать – не грело. Инженерную деятельность тогда просто не понимал. Устроиться на рядовую работу? Это у меня было – неинтересно, да и бесперспективно.
Все же решил поступать в университет на физико-технический, но особо не торопился.
Неожиданно встретил товарища по аэроклубу. Выяснилось, что его тоже не допустили к полетам по медицинским показателям, и он решил подавать документы в авиационный институт. При институте есть секции по всем летным направлениям, куда поступить гораздо проще. Это и сформировало мое решение.
Поступил без проблем. А 1-го сентября нас первым делом направили устраиваться на работу на авиационный завод – хрущевские эксперименты продолжались».
«Привет!
Первый курс пролетел незаметно. Посменная работа на заводе и посменная учеба в институте не давали расслабиться.