Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви
Шрифт:
Только я знаю, чего стоило довести дело до конца и не подать вида, насколько я удручена и обижена. Пригодилось мамино воспитание. Леди не плачут и не взрываются. Я терпела, но боль внутри скрутила такая, что не хотелось не то что играть, но и никого видеть. Я понимала, что лично для меня это провал. Я так давно мечтала об этой роли, с таким трудом добилась ее, так старалась научиться петь, но даже если запомнят меня как Элизу Дулиттл, то обязательно вспомнят, что пела не я.
Мама только пожала плечами:
– Как можно на что-то надеяться в Голливуде? Значит, ты недостаточно хорошо спела…
По всеобщему признанию, фильм удался, он был номинирован на «Оскара» по
Фильм был номинирован по всем возможным позициям, кроме одной – за лучшую женскую роль!
Журналисты выдвигали несколько разных соображений: от ссоры внутри студии до соображений, что выдвигать на «Оскара» актрису, не спевшую в мюзикле ни одной песни, нелепо. Они правы, исполнение песен другой актрисой навсегда лишило меня ощущения принадлежности роли Элизы Дулиттл. Писали, что актеры Американской академии киноискусства отвергли меня в отместку за то, что Уорнер не взял на роль Эндрюс. Но это нелепо, сам Уорнер-то получил статуэтку за фильм.
Когда меня саму спрашивали, почему это произошло, я только пожимала плечами:
– Я недостаточно хорошо сыграла эту роль.
Мама права, нужно было петь лучше, не было бы Марии Никсон. Была ли обида? Конечно, но я сумела с ней справиться. Но одно знала точно: я больше никогда не буду сниматься у Джорджа Кьюкора и на студии Уорнера. Хотя в то время я вообще сомневалась, что когда-либо смогу сниматься снова, слишком трудно получить роль, о которой мечтала столько лет, и быть так грубо обманутой в своих лучших стремлениях. Если бы мне сразу сказали, что мое исполнение песен не подходит, я уступила бы роль другой…
Джулия Эндрюс, которой из-за меня не досталась роль Элизы Дулиттл, получила «Оскара» за роль Мэри Поппинс у Диснея. При вручении она сначала поблагодарила Уорнера, и все поняли за что – своим отказом взять ее в фильм он обеспечил ей участие в других, более успешных проектах. Мне пришлось вручать «Оскара» Харрисону за лучшую мужскую роль, и тот не нашел ничего лучше, как поблагодарить нас с Эндрюс обеих, сказав, что ему приятно стоять между двумя «прекрасными леди», которые играли с ним на сцене и в кино.
Я поздравила Джулию Эндрюс от души, она не виновата в моих неприятностях и просчетах, действительно, не стоило верить фальшивым словам Уорнера и Кьюкора, никто не виноват, что я возомнила себя певицей. Мне самой прислала телеграмму Кэтрин Хепберн, получавшая заветную статуэтку много раз:
«Не расстраивайся, ты еще получишь второго «Оскара» за какую-нибудь роль, которая того не будет стоить». Я понимала, что она права и не права одновременно. За сестру Люк в «Истории монахини» или за Холи Голайтли в «Завтраке у Тиффани» я тоже «Оскара» не получила, но эти роли мне дороги не меньше, чем замечательная роль сбежавшей из дворца Анны. Кто знает, по какому принципу судьба распределяет награды? Или их просто не нужно ждать совсем, получая как подарок? Наверное. Но я не ради награды хотела играть Элизу Дулиттл, я не меньше хотела спеть ее. Жаль, что не вышло…
Так состоялась (или не состоялась) «Моя прекрасная леди», о которой я столько мечтала и которая получилась столь неудачной лично для меня. Я никогда не говорила о неудаче, в конце концов, в фильме не только песни, но и актерская игра. Элиза Дулиттл не моя Наташа Ростова, застывшая на одной ноте на целый фильм, цветочница все же доросла до сильных эмоций последних сцен, но неприятный осадок, безусловно, остался. И вовсе не из-за «Оскара», а из-за обмана.
Моя приятельница Дорис Клайнер была замужем за удивительным и странным
актером Юлом Бриннером, странным во всем. Юл долго разыгрывал из себя монгольского принца и носил, как в знаменитой роли сиамского короля в фильме «Король и я», длинные черные волосы, а потом по совету Марлен Дитрих обрился наголо и настолько свыкся с этим обликом, что остался таким на всю жизнь. Бриннер был по крайней мере наполовину русским, имел ту самую загадочную русскую душу, изводил всех своих жен и любовниц, ожидая и от них каких-то душевных устремлений, в 1956 году, получив «Оскара» за «Король и я», сказал свое знаменитое:– Я надеюсь, вы не ошиблись, вручая его мне, потому что обратно я не отдам.
Дорис вышла замуж за Юла прямо на съемочной площадке вестерна «Великолепная семерка», где Бриннер играл роль главного парня из семи – Криса, принесшую ему пусть не второго «Оскара», но славу и безумную любовь зрителей. Если после игры в «Король и я» никто уже не представлял, что на голове у Юла могут расти волосы, то после «Семерки» – что он может быть еще кем-то, кроме ковбоя. Бриннера воспринимали теперь только так: с бритым черепом, в ковбойском наряде и на лошади.
Сам Юл возненавидел эту роль, потому что играть пусть и симпатичного, но глуповатого ковбоя долго невозможно, а уж многие годы тем более. Однажды они с Френком Синатрой устроили в Лас-Вегасе… похороны куклы, изображающей Криса из «Великолепной семерки»! Похороны были организованы пышно, за катафалком с куклой шла огромная толпа, умолявшая:
– Юл, воскреси его! Оживи его, Юл! Мы любим Криса!
Но Бриннер в одеянии священника гнусавым голосом тянул отходную молитву (по-русски!) и грозил собравшимся кулаком. На площади поставили столы и желающих угощали русской водкой, блинами и еще чем-то. Сам Юл пил водку прямо из горлышка бутылки и танцевал на столе что-то невообразимое, приседая и выбрасывая вперед ноги.
Куклу похоронили, но от необходимости играть подобные роли это Бриннера не избавило. Кстати, с Дорис они довольно быстро разошлись, несчастная женщина сильно страдала, не понимая, чем же не угодила странному русскому мужу. Бриннер женился еще несколько раз, продолжая изумлять всех: на его вилле у Женевского озера жила целая стая… пингвинов!
Но я вспомнила Юла Бриннера не из-за Дорис, пингвинов или танцев вприсядку. Он ненавидел роль Криса, а еще мечтал, чтобы копии фильма с ним в роли Мити Карамазова сгорели все разом. Фильм действительно получился роскошный, как наша «Война и мир», но совершенно пустой, публика не могла понять, что же такое есть в этих русских, что никак не удается постичь остальным.
Я ловила себя на том, что иногда также хотела бы уничтожить пленки с «Войной и миром», не потому, что мы сыграли плохо, а потому, что сыграно безлико. Хотелось, как и Юлу, просто забыть о существовании этого фильма. Желание почти исполнилось, мне редко о нем напоминали. Но «Мою прекрасную леди» никто забывать не собирался, фильм вышел великолепным и достойно собрал целый букет «Оскаров». Если статуэтки не досталось мне, то себя и надо винить.
Мама ничего не говорила, но я точно знала, что именно она думает. Если бы с самого начала я не возомнила себя певицей и согласилась на дубляж, мы могли бы спеться даже не с Марии Никсон, а с Джулией Эндрюс получился бы великолепный тандем! У Джулии голос хорош и на мой похож, можно было бы отрепетировать каждую музыкальную фразу, каждое движение, чтобы все совпадало не только по времени, но и по духу. Никсон записывалась тайно от меня (я ее не виню, хотя тогда была очень обижена за, как считала, предательство), а потому совсем не по роли, у нее просто красивое, правильное, сильное исполнение, но на Элизу Дулиттл в моей игре не похоже. Получается, что в фильме две Элизы – одна движется и говорит, а вторая поет. Разве такой разлад мог получиться удачным?