Офицер

Николай Иванович удивленно взглянул на Валерия Павловича, потом перевел взгляд на Новикова.

– Да ничего странного, – глухо сказал Кирилл. – Товарищ Чкалов все никак поверить не может, что жена, родственники и близкие друзья могут убить. Подло, предательски. Как в спину выстрелить… – Он протянул Ежову пачку исписанных бумаг: – Вот.

Ежов углубился в чтение, но в этот момент вошел Россохин в сопровождении двух привезенных из Москвы патологоанатомов. Он сел на стул и произнес только одно слово:

– Отравление.

Николай Иванович подпрыгнул на стуле, словно сел на шило, и, перегнувшись через стол, возопил визгливым, бабьим фальцетом:

– Это точно?

Россохин только кивнул головой. Врачи Беркович и Табачников принялись торопливо объяснять свое заключение, но Новиков прервал их:

– Товарищи, пробы крови и тканей взяли? Срочно на обработку Майрановскому.

Доктор Беркович, подхватив саквояж с пробами, быстро вышел, а Табачников еще задержался, что-то возбужденно рассказывая. Смертельно уставший, не спавший вторую ночь подряд Кирилл машинально прислушался к сбивчивым речам Табачникова.

– …я просто абсолютно уверен, что это – отравление! Если даже считать, что тот безграмотный неуч, который делал вскрытие, занес в тело какую-нибудь биокультуру, все равно нельзя объяснить такую скорость разложения.

Новиков напрягся. Где-то он уже слышал про подобные симптомы.

– С этого места поподробнее, пожалуйста, – попросил он. – Разложение чистое или сопровождается каким-нибудь необычным запахом?

Патологоанатом задумался, а потом неожиданно выдал:

– А знаете, товарищ майор государственной безопасности, ведь вы правы. Мне-то, дураку, сперва казалось, что пахнет просто разлагающимся белком, а вот теперь я отчетливо припоминаю, что пахло… – Он озадаченно почесал средним пальцем нос. – Пахло эдак… знаете ли… вот слегка на запах фосгена похоже… эдак вот… скошенным сеном как-то. Но картина отравления совершенно не соответствует фосгену.

Новиков встал и прошелся по комнате.

– Очень интересно, товарищ Табачников, очень интересно. «Зоман»? Или «Табун»? – бормотал он, вышагивая из угла в угол. – Их уже изобрели? Возможно-возможно… Хотя… Может, какой-то Кулибин отыскался?..

Остальные присутствующие следили за ним, точно завороженные. Вот Новиков остановился и коротко приказал:

– Товарищу Майрановскому передайте: пусть обязательно сделает анализ на фосфороорганику. И в частности – на амиды цианфосфорной и метилфторфософоновой кислот. Только пусть будет очень осторожен!

Председатель Совнаркома Грузинской ССР Герман Мгалобишвили проснулся в прекрасном настроении. Осторожно, чтобы не разбудить жену, он выскользнул из спальни, с аппетитом выпил стакан мацони, поданный прислугой, и принялся делать утреннюю гимнастику. Семикилограммовые гантели легко летали вверх и вниз в его сильных руках, а в душе просто-таки пели птицы. Ну и что, что за окном – декабрь? Птицы в душе плюют на времена года!

Этот проклятый сталинский «глухарь» наконец получил свое. И опасными остались только двое: проклятый гетверан [97] Гоглидзе, который готов вылизывать задницы московскому зверю и его прихлебателю Берии; да еще этот набозаро [98] Багиров [99] в Баку. Впрочем, опасаться нужно только Гоглидзе. Багиров сидит в Баку, а теперь, после совместной подачи обращений от пятого декабря, Азербайджан – другая республика! А Грузия еще очень даже просто станет суверенной – всего-то и надо проголосовать за выход из состава СССР, и все! Буду [100] сказал, что все готово, и старик Махарадзе обещает помощь всех старых революционеров… очень жаль, конечно, что так не вовремя скончался «стальной лев Революции», но и без него управимся, без него. За легким завтраком – копченая фазанятина, пара ломтиков севанской форели с только что сорванной зеленью, фрукты и большая чашка шоколада с горячими булочками – Мгалобишвили читал свежие газеты. Странно, но до сих пор в них не было ни слова о новом составе Союза. Он уже решил, что нужно позвонить в Москву и узнать у доверенных людей – найдутся и там сторонники! – что это Коба медлит, как телефон зазвонил сам. Дожевывая последний кусок, Мгалобишвили взял трубку:

97

Пассивный гомосексуалист (груз. бран.).

98

Ублюдок (груз.).

99

Багиров Мир-Джафар Аббасович (1895–1956) – советский государственный и партийный деятель. Руководитель Азербайджанской ССР в 1937–1953 гг. Поддавшись на лживые обещания хрущевской хунты, предал и оговорил своих товарищей, но предательство ему не помогло: в 1956. Багиров был осужден и расстрелян.

100

Мдивани Буду (Поликарп) Гургенович (1877–1937) – советский партийный и государственный деятель, один из лидеров Грузинской оппозиции.

– Слушаю.

– Герман? – зазвучал в динамике голос Мдивиани. – У нас возникла проблема. Сегодня ночью прилетели следователи из Москвы.

– И что? – По спине пополз неприятный холодок. – Что они собираются делать?

– Они уже делают, Герман, – в трубке отчетливо хмыкнули. – Вывезли тело из городского холодильника в Управление НКВД, задержали охранника Лакобы и сейчас направляются в дом Сухишвили. [101] Мне кажется, что они слишком активны, а?

101

Сухишвили Илья Ильич (1907–1985) – грузинский хореограф и танцовщик. К нему домой 27 декабря 1937 был приглашен Нестор Лакоба и, вероятно, там же и был отравлен.

– Я тоже так думаю, Буду, – ответил Мгалобишвили. – Надо их отвлечь, как думаешь? Кавказское гостеприимство славится по всему Союзу. Вот и займись. Пригласи, угости. Позови артистов, артисток. Пусть поедят хорошей еды, попьют хорошего вина и поймут, что «глухаря» отравили шпионы. Английские, например.

– Сделаю, – в трубке раздался короткий смешок. – Так примем – буквы «му» сказать не смогут.

Майрановский вошел в кабинет с несколькими листами бумаги в руках и удивленной миной на лице. Он положил листы на край стола, за которым сидели Ежов, Новиков, Россохин и Чкалов, и, кашлянув, спросил:

– Кирилл Андреевич, как вы узнали?

– Что определилось? – вопросом на вопрос ответил Кирилл. – Цианфосфорная или метилфторфософоновая?

– Циан и ион фосфора семь плюс… Но как?..

Ежов вдруг сообразил: Троцкий-то умер не случайно. И не случайно у этого красавчика Кирилла на груди новенький орден. Кстати, он ведь сам проводил по комиссии партконтроля заявление парторга из этого… как его?.. Осинфбюро об утрате Новиковым партбилета.

– Товарищ Майрановский, – произнес он веско, – товарищ Новиков не имеет права раскрывать вам всю информацию, которой обладает. Достаточно того, что, работая за рубежами нашей Советской Родины, он добыл важные сведения о ядах.

Этими словами он заслужил одобрительный взгляд Чкалова и благодарные, хотя и недоуменные взгляды Новикова и Россохина. Затем Кирилл сказал:

– Так, товарищи, я могу с уверенностью сказать, чем был отравлен товарищ Лакоба. Это совсем новое вещество, недавно разработанное в Германии. Называется «Табун»… – Он подумал совсем немного и добавил: – Могу предположить, что вещество добавили в коньяк, водку или чачу – в воде он растворяется плохо. Или незаметно нанесли на кожу жертвы. Двух-трех миллиграммов вполне достаточно…

– Тогда скорее всего – на кожу, – заметил Глеб. – Лакоба был слабогрудый и пил мало. Причем в основном – вино.

Все замолчали. Наконец Ежов, откашлявшись, спросил:

– Как вы полагаете, товарищи, каким путем этот «Табун» мог попасть в Союз ССР? По линии наркомата внешней торговли мог?

Новиков отрицательно качнул головой:

– Нет, товарищ председатель. Еще раз подчеркиваю: препарат этот разработан совсем недавно, и к тому же им заинтересовалось командование вермахта. Ручаюсь, что «Табун» мог попасть на нашу территорию только как средство для проведения терактов и диверсий. Через западные спецслужбы, скорее всего – германские.