Офицерский крематорий

– Не курю. Помешан на здоровье.

После той кошмарной ночи, которую я провел с трупом в постели, меня уже ничем нельзя было удивить. Однако начало выступления Сергея меня малость обескуражило:

– Сегодня я был в морге.

Я скрыл замешательство, кивнув в сторону толстяка:

– И вернулись вы уже вдвоем.

– Я бы не советовал вам говорить в таком тоне. Хотя бы потому, что он – ваш новый напарник.

– Тут кино не снимают? – распахнул я глаза.

– Тут, – легонько постучал ногой об пол Сергей, словно подавал кому-то сигнал, – возможно все. И раз уж вы заговорили о кино… Мне нравится одна фраза, она переходит из одного боевика в другой: «Я чихну, и вас не станет». – Он не дал мне ответить другой распространенной фразой и продолжил: – Сегодня я был в морге. Накануне пропала без вести моя добрая знакомая… Я опознал ее.

Да, подумал я, возвращаясь к предостережению Манипулятора, тут возможно все. Возможно, его слова об опознании кому-то послужили сигналом к началу травли. Но куда в этом случае приткнуть начальное обращение Сергея, указавшего мне на моего напарника?

– Я не думаю, что это вы убили Риту.

– Правда? Почему?

– У вас нет мотива. Полиция установила лишь обстоятельства и способ убийства…

Пауза. Которую я не стал заполнять.

– Я опознал труп, и это меня немного успокоило.

Его несуразная фраза немного взбодрила и меня.

– Сколько трупов вам нужно опознать, чтобы успокоиться окончательно?

– В полиции я ознакомился с вашими показаниями, и мне они показались достоверными. Анализ показал наличие в вашей крови сальвинорина-А. Он содержится в шалфее предсказателей, – попробовал объяснить Сергей. – Слышали о нем?

– Нет, – покачал я головой. – Но мне любопытно узнать, что это за штука, которой меня отравили?

– Это психологический галлюциноген, – ответил Сергей. – Входит в список Перечня наркотических средств, оборот которых в нашей стране запрещен. В нем содержатся и ядовитые вещества, так что ты запросто мог отравиться, – плавно перешел он на «ты». – А теперь – главное: на опознании я сказал, что это не та женщина, исчезновением которой я озабочен.

Прежде чем протянуть вслух «интересно», я мысленно протянул: «Ни фига себе!»

– А имя объекта вашей озабоченности полицейским вы назвали?

– Ты схватываешь все на лету. Я не ошибся в выборе: ты именно тот человек, который мне нужен.

– Так назвали или нет?

– Я не писал официального заявления. В полиции рады любым обращениям.

– Вы так и не ответили на вопрос.

– Не важно, каким именем я назвал свою якобы пропавшую знакомую, честно говоря, не помню…

Я не поверил ему. В этот раз – не поверил. По тому, как он выстраивал беседу (он словно собирал кубик Рубика), у него был аналитический склад ума и память была лишена изъянов.

– Важно другое, – продолжал он, поигрывая пультом. – Вечером того же дня я позвонил Павлову… Помните такого?

– Главное, чтобы он меня не забыл, – ответил я.

– Павлову я сообщил: моя знакомая нашлась.

На кончике моего языка вертелся вопрос: «Он вам поверил?» Есть ли у Павлова основания подозревать в чем-либо этого авторитетного, судя по всему, человека? Только тень подозрений. Главный подозреваемый, нагрузивший себя отягчающими обстоятельствами, по сути дела, совершивший побег, – это я, и следствие дорого даст за информацию о моем местонахождении. Так что другая информация, поступившая от «озабоченного исчезновением своей знакомой» Сергея, можно сказать, прошла по касательной. Майор Павлов, поглощенный мыслями о скорой встрече со мной, – из той же озабоченной категории. И у меня на душе стало еще тревожнее. Легко сказать: найти убийцу Риты, но это снимало все вопросы, в том числе и вопрос о побеге из-под стражи. Во всяком случае, он стоял на последнем месте.

Поверил ли Павлов этому человеку?

Верит ли Павлов мне?

Но кто я такой, чтобы довериться мне? И еще я – чужак для этих людей. Может быть, для Павлова интереснее довести до суда «гастролера», нежели местного преступника. Местные, они и есть местные, живут через дорогу, знают в лицо человека, который упрятал за решетку их близкого, и вот в это лицо выплескивается из банки серная кислота, и это – не самый худший вариант. Я рассуждал на эту тему, как человек, вечно сомневающийся, но иначе не мог. Судьба швырнула меня в этот край и, сложив руки рупором, крикнула: «Выживай!»

Я не мог забыть первые минуты после побега. Не радость захлестнула меня, не уныние. Сквозь кожу проросла волчья шерсть, и я превратился в волка-одиночку, а этот город ощетинился красными флажками. Я огрызался на них, не паниковал, я точно знал, что буду биться насмерть, до последнего вздоха, и те, кто рассчитывает увидеть страх в моих глазах, останутся разочарованными и постараются забыть обо мне, как о своем позоре, не вспоминая о моем несломленном духе.

– Как, говоришь, называется тот наркотик? – спросил я, ощущая его остаточное, но довольно серьезное действие. Если бы я облачил свои мысли в слова, Сергей приказал бы отвезти меня в местную психушку. И я, тронутый темой «Свой среди чужих, чужой среди своих», объяснился: – В тех краях, откуда я родом, после такого откровенного разговора обычно переходят на «ты».

Сергей промолчал. На его выразительном лице можно было прочитать все то, о чем я передумал за эту последнюю минуту, а на моем – что я пережил за последние дни, и наши шансы (а может быть, даже положение) уравнялись. По его мнению, у меня не было мотива убивать Риту: мы с ней были едва знакомы, а моя репутация начиналась со слов «боевой офицер, награжденный орденом «За заслуги перед Отчеством», оперуполномоченный Следственного комитета военной разведки, частный детектив».

Он не угостил меня кофе, я уже не говорю о глотке воды, но предложил мне в самом начале беседы отравиться никотином. Сергей был образцом негостеприимного человека.

– Ты хотел поговорить с официантом из «Грота»? Кросс поможет тебе решить и этот, и другие вопросы.

Кросс… Это громкое имя не подходило моему сопровождающему. И почему Кросс?

– Он что, – я кивнул в сторону толстяка, – специалист по кроссбриндингу или приторговывает спортивной обувью?

– Расскажешь ему про свои увлечения, – обратился Сергей к своему подчиненному. – Не здесь. Во дворе, может быть, – и включил телевизор, давая понять, что разговор окончен.

Мы с Кроссом подошли к лифту и стали лицом к лицу, как будто вознамерились протиснуться в кабинку боком. Кросс жег меня взглядом, разогревая, может быть, в качестве отбивной.

– У тебя шнурок развязался, – сказал я, глядя ему под ноги.

Он опустил голову…

Затащив бесчувственное тело в лифт, я из глубины кабины обратился к Манипулятору:

– Я напористый и доведу это дело до конца, даже если это кому-то не понравится.

– Таких найдется немало, – заметил он, не оставшись равнодушным к моему выступлению.

Толстяк пришел в себя по звонку лифта и, поднявшись с пола, потер подбородок – слабое место таких, как он, громил.

Я вручил ему утешительный приз: красивую фразу из «Фореста Гампа»:

– «Жизнь – как коробка шоколадных конфет. Никогда не знаешь, какая начинка тебе попадется».

Толстяк пришел в норму, глотнув чуть морозного воздуха, и мы сели в «Приору». У светофора, когда мы дожидались зеленой стрелки направо, Кросс вдруг сказал мне:

– Глянь-ка наверх.

– Спасибо, – отказался я. – Эту хохму я уже знаю.

– Глянь, я сказал! – потребовал он, не обращая внимания на протяжные гудки машин – наш свет уже загорелся.

Я поднял глаза. С рекламного щита на меня смотрел… Сергей. Теперь я узнал его фамилию – Карапетян и кем он собирался стать: мэром этого города.