Офицеры и джентльмены
Шрифт:
Выслушав это фантастическое предположение, Джилпин презрительно фыркнул и вышел из комнаты отдыха.
— Серьезный парень, — продолжал де Сауза с едва уловимой, как показалось Гаю, бравадой. — Помните, «дядюшка», я говорил вам, что он иногда слишком серьезен. К тому же он очень побаивается прыгать завтра.
— Я тоже побаиваюсь.
— Я тоже, — сказали другие в один голос.
— Я не верю, что вы боитесь, «дядюшка», — сказал де Сауза.
— О, конечно, боюсь, — солгал Гай, — да еще как боюсь-то!
Одним из приспособлений, воздвигнутых на тренировочной площадке перед фасадом дома,
— Подходим к району прыжков! — подал инструктор предварительную команду и снял крышку с люка. — Первой паре приготовиться!
Два «клиента» сели напротив друг друга, свесив ноги в люк.
— Первый номер! Пошел!.. — инструктор махнул рукой вниз.
«Клиент» номер один спрыгнул на траву, его место занял «клиент» номер три.
— Второй номер! Пошел!..
Прыжки повторялись в таком порядке всю вторую половину дня до тех пор, пока все действия «клиентов» не стали быстрыми и автоматическими.
— Старайтесь в этот момент ни о чем не думать. Просто следите за моей рукой. В парашюте есть скользящий вытяжной трос, он открывается автоматически. Как только вы прыгнете с самолета, единственное, о чем вам следует заботиться, — это держать ноги вместе и несколько раз перевернуться, когда приземлитесь.
Однако вечером, когда «клиенты» собрались в комнате отдыха, чувствовалось, что многие из них испытывают страх перед предстоящим прыжком с самолета. Де Сауза, как обычно, фантазировал о таинственном начальнике.
— Я видел его лицо в окне, — доложил он. — Огромное, страшное, мертвенно-бледное лицо. Он посмотрел прямо на меня и быстро исчез. Его наверняка схватили и оттащили от окна часовые. Это было лицо человека, охваченного крайним отчаянием. По-моему, его все время пичкают наркотиками.
— А что происходит, если парашют не раскрывается? — спросил Джилпин.
— Ты летишь вниз как камень и шлепаешься на землю с такой силой, что сразу оказываешься в могиле. Остается только призасыпать землей да поставить крест.
— А отчего парашют не раскрывается?
— Неправильная укладка, наверное.
— А укладкой занимаются девчонки. Стоит среди них появиться одному фашистскому агенту, как будут убиты сотни людей, а может быть, даже и тысячи. И ведь такого агента никак не поймаешь. Я, как и другие, конечно, готов пойти на разумный риск. Но мне вовсе не нравится доверять свою жизнь какой-то девчонке в цехе укладки парашютов, каким-то там так называемым беженцам из Польши или еще откуда-нибудь.
— А ты боишься, правда, Джилпин?
— Я просто прикидываю, каков здесь риск, вот и все.
— Если эти типы надеются, что я прыгну с самолета трезвый, то пусть они лучше еще раз все обдумают как следует, — сказал один из самых молодых «клиентов».
— Конечно, — продолжал фантазировать де Сауза, — вполне возможно, что начальник — это главный руководитель всей вражеской организации. Ему
не разрешают показываться нам потому, что он не знает английского языка. Но он, наверное, выходит по ночам и переукладывает парашюты так, чтобы они не раскрывались. На это у него уходят многие часы, так что отсыпаться ему приходится только днем.Однако на этот раз шутка де Саузы подействовала на всех удручающе.
— Замолчи ты, ради бога! — укоризненно воскликнул Джилпин.
Наступила тишина. Де Сауза понял, что симпатиям аудитории к нему пришел конец.
— «Дядюшка», — обратился он поздно вечером к Гаю, — по-моему, только вы да я из всех не испытываем страха. Что касается меня — я в этом не очень-то уверен.
Когда в доме погасли все огни, Людович вышел из своего кабинета и пошел, спотыкаясь, к рощице. Подышав несколько минут воздухом, пропитанным запахом влажной листвы, и убедившись, что это не вызывает у него никаких приятных воспоминаний, он вернулся в кабинет и записал в тетрадь:
«Те, кто проявляет слишком большой интерес к внешнему миру, могут в один прекрасный момент оказаться по ту сторону запертых дверей своего собственного дома».
Это, конечно, не было бесспорно оригинальное эссе. Он как-то прочитал эти слова — и смутно запомнил их в студенческом журнале, полученном сэром Ральфом и оставленном им среди своих вещей. Для данной ситуации и момента эти слова показались Людовичу подходящими.
Утро следующего дня наступило хорошее, почти безветренное, похоже было даже, что день будет солнечный. Отличная погода для прыжков с парашютом.
— Если такая погода удержится, — сказал главный инструктор, словно предлагая особое, неожиданное удовольствие, — то в конце занятий мы сможем провести ночные прыжки.
Он рано отправился на учебный парашютный аэродром — бесплодную пустошь в нескольких милях от виллы, чтобы проверить, правильно ли там расположены знаки, и расставить громкоговорители, при помощи которых он давал указания своим подопечным, когда они приближались к нему на парашютах. Однако прибывших позднее «клиентов», казалось, никто не ожидал.
— Всегда вот так, — раздраженно сказал инструктор но прыжкам. — Им ведь и делать-то больше нечего, кроме как организовать для нас вылет, но в последнюю минуту у них всегда появляются какие-нибудь трудности.
В сборном бараке расположились десятка полтора солдат, слушавших оглушительную джазовую музыку; неподалеку от них сидел офицер летного состава, углубившийся в чтение «Дейли миррор». Он встретил «клиентов» более чем безразличным взглядом и через несколько минут куда-то вышел.
— А нельзя ли как-нибудь выключить эту музыку? — поинтересовался Гай.
Кто-то нашел соответствующую ручку музыкального аппарата и выключил его. На несколько секунд в бараке воцарилась тишина. Затем из-за слегка приоткрытой двери протянулась сине-серая рука, покрутила ручки аппарата, и музыка загремела громче прежнего.
Через полчаса вернулся инструктор по прыжкам с парашютом в сопровождении молодого офицера, который читал «Дейли миррор».
— Я все урегулировал, — сказал инструктор.
На костюме офицера летного состава появились некоторые дополнения.