Офицеры и джентльмены

Через два дня поступило очень длинное и совершенно непонятное сообщение в адрес начальника медицинской части с требованием многочисленных лекарств. После этого поступила просьба немедленно выслать туда, где находился Эпторп, специалиста по тропическим болезням (который незадолго до этого улетел). Потом некоторое время ничего не поступало. Наконец за день или два до прибытия почты появился сам Эпторп.

Его принесли два носильщика на растянутой, как гамак, простыне; вся эта процессия напоминала иллюстрацию в книге о путешественниках викторианской эпохи. Носильщики положили его на площадку у входа в госпиталь и сразу же начали громко шуметь на языке менде по поводу вознаграждения; Эпторп отвечал им слабым голосом на языке суахили. Когда его вносили в госпиталь, он протестующе бормотал:

— Они отлично понимают. Просто притворяются, что не понимают. Это их смешанный язык.

Доставившие Эпторпа молодые парни, как хищники, появлялись в лагере день за днем, много спорили о своем вознаграждении и восхищались протекавшей у них на глазах роскошной жизнью людей из метрополии.

В бригадной столовой все относились к Гаю с особой предупредительностью, даже Данн, который искренне радовался тому, что находится рядом с человеком, оказавшимся в более позорном положении, чем он сам.

— Скажите, пожалуйста, «дядюшка», это правда, что вы сошли с ума и по собственной инициативе завязали бой?

— Мне не разрешено рассказывать об этом. Дело находится на рассмотрении суда.

— Так же, как и то дело о ботинке. А вы слышали последнюю новость? Этот псих Эпторп укрылся в госпитале. Бьюсь об заклад, что он прикидывается.

— По-моему, нет. Он выглядел очень нездоровым, когда вернулся из отпуска.

— Но он же привычен к здешнему климату. Так или иначе, но мы поймаем его в ловушку, когда он выйдет из госпиталя. Если бы спросили меня, то я, не сомневаясь, ответил бы, что он попал куда в большую беду, чем вы.

Этот разговор об Эпторпе вызвал у Гая воспоминания о первых днях, проведенных вместе с ним в алебардийском казарменном городке. Он попросил разрешения у начальника штаба бригады посетить больного Эпторпа.

— Возьмите машину, «дядюшка». — Все продолжали быть весьма предупредительными с Гаем. — Захватите бутылку виски. Я договорюсь с председателем клуба-столовой.

В этом городе офицеру полагалось по одной бутылке в месяц.

— А правильно ли это будет — нести виски в госпиталь?

— Очень даже неправильно, «дядюшка». Вы, конечно, рискуете. Но так поступают все. Если вы собираетесь навестить своего друга в госпитале и у вас в кармане нет для него бутылки виски, то туда вообще не стоит ходить. Однако не вздумайте ссылаться на мои слова. Если вас уличат, отвечайте сами.

Гай ехал по латеритной дороге мимо сирийских складов и хищников, не замечая ничего, кроме слонявшихся без дела и загораживавших ему дорогу местных жителей; позднее несколько печатных страниц воспроизведут ему сцену, и он запомнит ее на всю жизнь. Люди через восемь лет скажут ему: «Вы были там во время войны. Как там было, вот так?» И он ответит: «Да, должно быть, так».

Потом он выехал из города и поехал по поднимающейся в гору дороге к большому белесому госпиталю, где не было ни радио, которое усиливало бы страдания больных, ни шума, ни суматохи; электрические вентиляторы нагнетали и вытягивали воздух, окна были закрыты и зашторены, дабы воспрепятствовать проникновению солнечной жары.

Эпторп лежал в палате один на койке у окна. Когда Гай вошел, Эпторп не двигался, уставившись на штору и вытянув руки вдоль покрывала. Увидев Гая, он быстро набил трубку и закурил.

— Пришел узнать, Эпторп, как у тебя дела.

— Отвратительно, старина, отвратительно.

— А тебя, кажется, не очень-то обременяют здесь каким-нибудь лечением.

— Они просто не представляют себе, насколько я болен. Мне то и дело приносят и заставляют складывать картинки-головоломки и книжечки Йэна Хейя. Жена начальника отделения — глубоко бездарная женщина — предложила выучить меня вышивать тамбуром. Я прошу тебя, старина… Просто умоляю тебя…

Гай достал из кармана бутылку виски:

— Я вот принес тебе бутылочку виски, Эпторп.

— Это очень кстати. Я приму это от тебя с удовольствием. С большим удовольствием. Здесь нам дают по маленькой мензурке с заходом солнца. Но этого совершенно недостаточно. Часто хочется выпить побольше. Я сказал им об этом в довольно сильных выражениях, но они только посмеялись. Они лечат меня совсем неправильно с самого начала. Я разбираюсь в болезнях и в медицине больше, чем любой из здешних молодых идиотов. Просто удивительно, что я еще жив до сих пор. Необыкновенная выносливость. Чтобы прикончить такого закаленного человека, как я, нужно время. Но они таки добьются своего. Одного они довели здесь до смерти. Сначала они выматывают все силы, убивают желание жить, а потом трах — и конец. Ты просто обречен здесь. Я был свидетелем десятка таких случаев.

— Куда мне поставить бутылку?

— Куда-нибудь поближе, чтобы можно было достать. На койке она чертовски нагреется, но я думаю, это все-таки лучшее место.

— А если в тумбочку?

— Они то и дело заглядывают в нее. А вот перестилать постель они явно ленятся. Одернут покрывало перед обходом врача, вот и все. Засунь ее под простыню, там никто не увидит.

Кровать была застлана только простыней и хлопчатобумажным покрывалом. Засовывая бутылку под простыню, Гай увидел не прикрытые «дельфинами» большие ноги Эпторпа с облупившейся от высокой температуры кожей.

Гай попытался заинтересовать Эпторпа рассказом о новом бригадире и о своем весьма неопределенном положении, но Эпторп лишь раздраженно проговорил:

— Да, да. Все это теперь для меня другой мир, старина.

Эпторп сделал глубокую затяжку из трубки, выдохнул дым, пытался ослабевшей рукой положить трубку на стоявший рядом с койкой столик и с шумом уронил ее на голый пол. Гай наклонился, чтобы поднять ее, но Эпторп торопливо сказал:

— Оставь ее там, старина. Она не нужна мне. Я закурил ее просто для компании.

Переведя взгляд на Эпторпа, Гай увидел на его бледных щеках слезы.

— Может быть, мне лучше уйти, Эпторп?

— Нет, нет. Ничего, через минутку это пройдет. А ты принес штопор? Ты молодец, Краучбек. Мне кажется, что не вредно будет пропустить рюмочку.

Гай откупорил бутылку, налил мензурку, заткнул бутылку пробкой и снова положил ее под простыню.

— Ополосни, пожалуйста, мензурку, старина. Я надеялся, что ты придешь. Именно ты, а не кто-нибудь еще. Меня беспокоит одно дело.