Официантка

«Вот и хорошо, — подумала Марина. — Я не сомневаюсь, что все будет по-моему. Будем считать, что моя хорошая жизнь начинается. А дальше я уже сама. Работай, Русланчик! Будешь хорошо себя вести, и я тебя не обижу».

— Давайте, я провожу вас домой, мы отпросимся у тети, сядем в машину и только ветер нам засвистит! — Схватив сам пакеты и сумки сестер, щебетал Руслан, поднимаясь по лестнице вслед за Кариной и Мариной на их пятый этаж.

Но отпрашиваться было не у кого. Тетя Вероника спала мирным сном, она теперь никогда уже не вскакивала спросонья, услышав, как поворачивается ключ во входной двери: привыкла, что девочки приходят домой очень поздно. Так что разбудить её можно было разве что только громкой пальбой из пушки.

— Карина, не волнуйся, я привезу твою сестру — отдохнувшую, веселенькую, ну, не дуйся, — взяв Карину за плечи (с Мариной он такого позволить себе не мог), сказал Руслан и встряхнул её.

— Каринка, я скоро! Все будет хорошо! Ну что ты! Спать давай ложись! весело шепнула ей Марина, поцеловала на прощанье и скрылась за дверью вслед за Русланом.

Глава 5 «Москва будет наша…»

Карина даже не успела посмотреть вслед сорвавшейся с места машине. Марина уехала, а куда? Зачем ей этот Руслан — надменный и напыщенный, а теперь вдруг заглядывающий в глаза, ну чудной, да и только… Ведь если бы не Павлик, неизвестно, что сделал бы с ней этот Руслан. И что за друг у него там сидел? Нет, думала Карина, сестра все-таки у неё с большой дурью. Ведь с ней может случиться сейчас все, что угодно. И где её потом искать? Неужели это он так влюбился? А почему раньше не влюблялся, ведь он видел Марину часто? Неужели потому, что это она сама, Марина, так захотела, — и вот он, пожалуйста, ручной Руслан.

Как Карина ни старалась гнать от себя плохие мысли, они продолжали кружить в её голове.

Наскоро приняв душ, Карина разобрала свою постель, уложила одеяло, как гнездо, села в него и зажгла ночник. Одиноко и неуютно показалось ей без сестры. Так получилось, что за всю жизнь они с Мариной никогда не разлучались. С самого детства они проспали с ней в одной комнате, и только однажды Карина ночевала без Марины. Когда Марину увезли вдруг в больницу с признаками острого аппендицита, Карина пролежала, не сомкнув глаз, всю ночь. Ей казалось, что Марину сейчас режут острым ножом, что ей больно, что она кричит и зовет на помощь. Этот острый нож, что резал Марину, казалось Карине, режет и её.

А утром Карину увезли в ту же больницу, что и Марину, и сделали точно такую же операцию. Что это было — самовнушение или болезнь на двоих, установить было невозможно.

Однако, выздоровев, сестры поняли другое — друг без друга они просто никуда. И было им тогда по шесть лет.

Родители и знакомые долго ахали по поводу этой истории и разводили руками — как странно, странно все это, однако Марине и Карине все казалось простым и понятным.

И вот теперь Карина оказалась одна, совершенно одна. Тетя и её моська не в счет. Ни Марина, ни Карина никогда раньше не ходили на свидания, никогда не заводили романов, хотя Марина часто говорила об этом, расспрашивала подруг, любила читать книги про любовь. Карина спрашивать не любила.

У них с Мариной были только друзья, которые остались в родном городке в Ивановской области. Друзья, подруги, собака Шива — большая и пушистая, мама, папа, бабушка и дед — все остались там, в том маленьком, но невероятно большом для Марины и Карины мире, где прошло их детство.

Все они, да ещё коллекция оленей: пластмассовых, плюшевых, глиняных, стеклянных, деревянных, самодельных — это все, что было родного и любимого у Карины.

Она вылезла из своего гнезда, встала с кровати и подошла к шкафу. Там, за стеклом, стояли её олени. Карина привезла с собой всю свою небольшую коллекцию, только одного, большого, набитого мягкими опилками оленя с янтарными глазами, которым играла ещё их маленькая мама, она оставила дома.

— Олешка мой… — прошептала Карина, взяв в руки небольшого, кривобокого то ли оленя, то ли гремлина, которого, таясь в ванной, связала ей когда-то Марина и подарила в пятом классе. Это была вторая вещь, связанная Мариной. Первой, тренировочной, был длинный тощий шарфик для куклы, который вскоре подобрала и разжевала собака, вернее, тогда ещё не собака, а маленький наглый щенок. Дальше у Марины с вязанием дело не пошло — ей казалось это занятие нудным и однообразным, а к тому же практически безрезультатным. И только этот самовязный олень, потому что он сразу понравился Карине, и радовал Марину.

Прижав к глазам Марининого оленя, вспомнив о собаке, Карина вдруг заплакала. Заплакала горько, совсем по-детски, и слезы впитывались в потрепанную спинку вязаной игрушки. Всхлипнув, Карина сняла с полки ещё одну свою игрушку — легкого, на тонких ножках, олененка из тисового дерева.

Как только они с сестрой приехали в Москву, Карина увидела его в витрине магазинчика в длинном переходе метро и тут же поняла, что должна купить немедленно. Он был стройный, летящий, словно воплощение мечты, а ведь именно с Москвой связывали сестры свое будущее счастье.

Текстильная фабрика, на которой работала их мама, выписала Марине и Карине направление, чтобы те смогли поступить в институт легкой промышленности. Тетя Вероника с радостью согласилась принять их у себя, пока они, после поступления в институт, не переедут жить в общежитие (Карина очень хотела в общежитие). Все, казалось бы, должно быть замечательно, однако девочки, которые в школе учились очень хорошо и даже чуть не дотянули до серебряных медалей, на экзаменах вдруг нахватали троек, а на последнем — математике, Марине вообще поставили двойку.

— Не волнуйся, Карина, — забирая документы, утешала сестра, — если нам этот институт будет нужен, мы в него с другого входа зайдем.

— То есть? — не поняла Карина.

— То есть найдем способ и проберемся. Если, конечно, нам этого очень захочется.

Теперь путь их лежал в сторону поисков заработка. И только самый ленивый не смог бы найти себе работу в Москве летом.

Сестры взялись продавать хот-доги на ВВЦ. Рабочий день их начинался в восемь утра и заканчивался к восьми вечера. Их демократичные начальники два молодых парня — сами катали им тележку, ставили зонтик, подвозили свежую зелень, булочки и сосиски, когда нужно, доливали воды в баллоны с концентрированными кока-колой, фантой и спрайтом.

Вот именно это поразило тогда Карину необычайно. И ей казалось, что теперь на всю жизнь она расхочет пить эти напитки. Поскольку шлангами ребята пользовались теми, какие у них были, а были только короткие, тянуть их от тележки к питьевой воде было просто невозможно. И, не особо утруждаясь, ребята-начальники лихо закидывали шланг на клумбу, прикручивали к носику крана, из которого шла вода для полива травы, и накачивали этой воды в свои баллоны. А к клумбе, в свою очередь, вода шла непосредственно из-под чугунного канализационного люка, что находился у самого фонтана.

— Это получается, мы продаем людям воду из фонтана? — пытались возмущаться крайне удивленные сестры.

— Что делать, где мы вам другую воду найдем? — резонно замечал один из начальников. — Не хотите, сами не пейте. Мы вот особо не пьем. Главное торгуйте.

— К тому же кто знает, что там на заводах в бутылки за воду такую разливают, может, она ничуть не лучше нашей, из фонтана, а пьют ведь все, и ничего.

— Так ведь на заводах стандартизация, контроль… — Марина тогда ещё пыталась что-то доказать.