Оглянись на пороге

Антипкин позвонил в тот момент, когда врачи стали отнимать дочь у Натальи, а та не давала, не прекращая вопить. Один из патрульных заглянул в разбитый «БМВ» и сокрушенно покачал головой.

«Скорая» приехала довольно быстро, вместе с сотрудниками ДПС, которые тут же начали что-то замерять рулетками, допрашивать свидетелей. К разбитому «БМВ» подошел кто-то из медиков, залез внутрь и тут же замахал руками. Немедленно туда трусцой понеслись еще двое с носилками. Очевидцы размахивали руками, тыкали пальцами в Наталью. Кто-то показал на Ирину. Вздохнув, она приготовилась рассказывать, как было дело.

Выслушав Ирину, полицейский строго посмотрел на нее, оторвав от блокнота глаза, и сказал:

— А мамаша утверждает, что ребенка под машину чуть ли не вы столкнули.

— Мамаше лечиться надо, — сердито сказала Ирина. — И за ребенком лучше следить. Как девочка, кстати? Жива?

— Да вроде бы, — равнодушно ответил полицейский.

— А водитель «БМВ»?

— Ну, с ним похуже, не знаю пока… Значит, говорите, вы ее не толкали?

— Как я могла ее толкнуть, если стояла вон там! — Ирина ткнула пальцем в сторону калитки. — Мы обе там стояли, пока я не увидела как девочка катится вниз. Тут я и побежала и…

— И что?

— И все. Не успела.

— Интере-е-есное дело, — протянул полицейский. — Вы, значит, побежали, а мамаша нет?

— Мамаша тоже побежала, — пояснила Ирина. — Просто я бегаю лучше.

— Разберемся, — важно сказал полицейский. — У нас тут камеры стоят, так что посмотрим, кто прав, кто виноват. Вы данные свои скажите, чтоб не искать потом по городу.

Ирина сообщила фамилию, место работы и телефон и, сгорбившись, как старуха, побрела домой. День, который так хорошо начинался, заканчивался отвратительно. В собственной квартире было тесно и душно, до скрежета в горле. Она почти все время провела на балконе, куталась в старый пуховик и смотрела на перекресток, где уже не было ни разбитой машины, ни оживленно галдящих зевак. Только битое стекло напоминало о недавнем происшествии.

С высоты третьего этажа собственная жизнь на фоне людских трагедий казалась ничтожной.

В прихожей что-то странно гудело и вроде даже пело, но с балкона было плохо слышно. Ирина высунула из дверей голову и прислушалась. Звук не прекращался. Казалось, где-то у дверей летает майский жук.

Откуда только взяться майскому жуку в ноябре, да еще такому мелодичному?

Вот балда! Это же телефон в кармане!

— Это я! — радостно завопил в трубку Дима. — Мы все разрулили. Буду у тебя через десять минут. Или даже восемь. Хорошо?

— Хорошо, — выдохнула она, и тот сразу забеспокоился.

— Эй, а что у тебя такой голос странный?

— Да так… Тут перед домом авария случилась, соседскую девочку сбило машиной прямо у меня на глазах.

— Ужас какой. Насмерть?

— Кажется, нет. Но пока ничего не известно.

Дима помолчал, а потом вкрадчиво произнес:

— Ну, так я приеду и буду тебя утешать. Хочешь, расскажу как?

Она невольно закатила глаза и фыркнула.

— Представляю себе!

— Представляешь?

— Представляю.

— Ты против?

— Я за. Приезжай скорее.

Он чмокнул в трубку так, что у нее зазвенело в ухе. Сунув телефон в карман, Ирина прошла на кухню, с сомнением посмотрела на грязную джезву и всплеснула руками: Димка сейчас явится, конечно, голодный, а у нее никакой еды. Последние яйца он съел утром, с сыром и овощами. Может быть, хоть что-то завалялось в холодильнике?

Там было пусто. Не то чтобы совсем, но из жалких остатков полноценный обед, да еще в короткие сроки, приготовить было невозможно. С тех пор как ушел муж, Ирина ленилась готовить для себя, да и незачем было. А мужики, как истинные псы, привыкают к своей миске и никогда по доброй воле ее не оставят, разве что где-то ждет миска послаще. Сергей вот, к примеру, остался у матушки, где кормили на убой, хотя ему с его габаритами следовало держать себя в узде.

Подумав о еде, она вдруг почувствовала волчий голод. Не ела ведь со вчерашнего дня, оглушая себя непомерными дозами кофеина, а сейчас в желудке предательски заурчало. Не в силах терпеть, Ира раскопала на полочке пакетик диетических хлебцев и стала жадно хрустеть ими, как голодная мышь, отгоняя настойчивый призрак жареной вырезки.

Поможет? Не поможет?

Не помогло. И Димку хлебцами точно не прокормить.

Делать было нечего. Ирина вздохнула и стала одеваться, чтобы сбегать в магазин. Может, оно и к лучшему, думала она, хоть пара минут на свежем воздухе, а то в квартире уже дышать нечем от терпкого запаха кофе, смешанного с дымом сигарет.

Несмотря на то что ее шаги были легкими, да и время неурочным, бдительная баба Стеша высунула нос из дверей и отчетливо прошипела в спину:

— Прос-с-с-титутка! Шала-а-а-ава!

Ирина спустилась еще на две ступеньки и вдруг остановилась. Она терпела много лет, и вдруг, после аварии, криков озверевшей Натальи и полной неопределенности в собственной жизни, терпеть вдруг расхотелось. Надо с этим что-то делать. И немедленно. Она взлетела обратно на площадку и, брыкнув ногой, впечатала ее в торопливо закрывающуюся дверь.

Куда там Джеки Чану и Ван Дамму!

Дверь, ветхая, старая, ударилась во что-то мягкое. За ней истерично завыла, запричитала Стеша. Ошалев от собственной смелости, Ирина ворвалась в квартиру. Старуха в раскоряку пятилась от захватчицы, спотыкаясь о всякий хлам.

— Не надо… Не надо… — плакала она. — Не бей! Не бей!

Не слушая, налетчица перепрыгнула через валяющийся стул, разбросанные тряпки, по которым — ей-богу — бегали мыши, и схватила соседку за отвороты грязного, омерзительно вонявшего халата.

— Что тебе от меня надо, сука старая? — заорала она. — Что ты ко мне прицепилась?

Та хныкала, хватала ее сухонькими ладошками и пыталась оттолкнуть, но силы были настолько не равны, что Ирина быстро пришла в себя. Она разжала ладони, и Стеша сползла на пол, хватаясь за горло, словно ее душили. Тяжело дыша от ярости, Ирина молчала и смотрела на старуху. В пылу борьбы она протащила бабку по захламленному коридору почти до самой кухни и только сейчас смогла оглядеться.

Однокомнатная квартира была невероятно захламлена. Всюду валялись старые прелые тряпки, пакеты, картонные коробки, пластиковые ящики из-под бутылок и даже один сломанный пляжный зонт с яркой рекламой пива. Посреди комнаты стояла кровать, застеленная чем-то бурым, не поддающимся определению. Там же валялось пальто и знаменитая вязаная шапка с помпоном, в которой Стеша ходила зимой и летом. По комнате споро сновали жирные тараканы, чувствовавшие себя как дома.

Стеша лежала на полу и делала вид, что умирает. Ирину затошнило. Повернувшись к симулянтке, она сказала с возрастающей к концу фразы экспрессией:

— Если еще раз я услышу что-то в духе шалавы, клянусь, я выкину тебя из окна! Ты поняла?

Соседка быстро-быстро закивала головой, мол, поняла. Женщина кивнула и погрозила пальцем, мол, смотри мне, развернулась и пошла к выходу, тут же споткнувшись об очередной, наполовину выпотрошенный мешок. Запутавшись в рваном пластике, она раздраженно пнула его ногой.