Оглянись назад, детка!
Шрифт:
В течение некоторого времени Ада приводила домой подругу из своего класса. Ее звали Микела, она была застенчивая, худенькая и стройная. Микеле нравился один баскетболист, классный парень, высокий голубоглазый блондин. Однажды в октябре вечером в Артистическом баре он объяснился Аде в любви и подарил цепочку с кулоном в виде сердца из красного стекляруса. Она вышла из бара, он пошел за ней, остановил ее под навесом и начал целовать. Я наблюдала за этой сценой через окно с чашкой капучино, рядом со мной стояла Микела и с каменным лицом смотрела в ту же сторону. Когда парень уехал на своем голубом мотороллере «Веспа», Ада вернулась в бар, подошла к подруге,
Выйдя из бара, я решила подольше погулять. Прошла мимо солярия — там когда-то был книжный магазин, и через несколько метров остановилась перед витриной обувного магазина, где всего лишь год назад продавали музыкальные диски.
Qui vadis, baby?
Почему я не стала адвокатом? Это вопрос пришел мне в голову, когда я сидела на краю ванны, завернувшись в халат, и смотрела, как стекавшие с моих мокрых волос капли образовывали лужицу на линолеуме. Я подошла к окну, подняла плотную штору и увидела освещенные окна: там семьи садятся за стол и смотрят теленовости. Я знаю, почему я не адвокат: потому что в тот день, когда мне надо было защищать дипломную работу, мы с отцом в магазине похоронных принадлежностей выбирали гроб.
Я вышла из ванной и растянулась на постели.
На коврике стояла обувная коробка со сложенными письмами, и если нагнуться, то можно их увидеть.
27 января '86.
Я прождала А. час перед памятником Трилусса. Ты помнишь фильм «Керель»? Жанна Моро ему говорит: «Наконец. Почему тебя пришлось так долго ждать? Ты хочешь причинить мне боль? Хочешь уничтожить меня? Я так сильно, так отчаянно хочу тебя…» А он: «Да о чем ты говоришь? Чего плачешь? Почему ты меня хотела? Хочешь знать, кого ты хотела?..»
Любовника моей матери я видела только тогда, в церкви, в день похорон. Коренастый мужчина под метр семьдесят, черные глубокие глаза и щеки гладкие, как у ребенка. Он стоял, выпрямившись, в темном пальто, перед входом в церковь, опустив взгляд в землю. Потом он долго, с грустной улыбкой, смотрел на Аду. Во время мессы я обернулась, но его уже не было.
Больше я его никогда не встречала и не знала, как долго длилась их любовная связь с моей матерью, но ясно было одно, что даже он не смог сделать ее счастливой.
Моя мать не часто смеялась, но если начинала, то ее нельзя было остановить.
— Иллария, прекрати, — просил ее мой отец. Они никогда не ругались, но и не показывали пылкого проявления чувств. Я думала, что они любили друг друга тайно. Ада мне сказала, что противоположности притягиваются.
У мамы было свое видение, свой мир тревожных внебрачных ожиданий и ее таблетки. Я до сих пор вижу быстрое движение ее руки ко рту, куда она кидала таблетки, не запивая, заглатывая их с закрытыми глазами, и только тогда, когда ее мозг отключался, она обретала покой.
— Мама была слишком чувствительной, — произнесла Ада пронзительным голосом, с го рящим взглядом, через несколько месяцев после похорон.
— Ах, уж эти чувствительные! — взорвалась тетя. — Всегда готовы кричать от боли, если кто-то наступит им на ногу, но никогда не замечают, когда они сами наступают на других!
После этих слов они, как полагается, стали оскорблять друг друга, а мой отец говорил с кем-то по телефону
и даже не слушал их. Сестра окинула меня изумленным ледяным взглядом «Почему ты молчишь?» — можно было прочитать в ее глазах.Однажды вечером, возвращаясь домой с урока английского языка, я застала отца на кухне. Он сидел в темноте рядом с балконной дверью, выходившей в сад. При виде этого грустного, беззащитного человека, который всегда был тверд, как кремень, меня чуть не вырвала Для нас троих те ночи казались бесконечными. Сидя за столом, накрытым клеенкой в цветочек, мы казались чужими. Во время ужина он жаловался на боли в ребрах от смены погоды, а потом, когда оставался один, а мы поднимались в нашу комнату, доставал из буфета бутылку с анисовым ликером.
В двенадцать часов дня меня разбудил телефонный звонок. В полумраке я открыла глаза и босиком помчалась в гостиную, чтобы взять трубку до того, как сработает автоответчик. Алессандро Даци голосом дублера поздоровался со мной.
Довольно невежливо я объяснила ему, что у меня выходкой; он извинился и, чтобы испра виться, предложил вместе позавтракать. Я отказалась под предлогом, что завтра еду в Рим искать его Анджелу — «ту единственную любовь в его жизни».
В полдень я заказала билет в Рим и обратно, намазала просроченным кремом-депилятором ноги и подмышки и включила телевизор. Показывали фильм про женщину, которая обвиняла отца в сексуальных злоупотреблениях, которые он совершил над ней, когда она была несовершеннолетней. В семь часов вечера раздался звонок, который был для меня неожиданностью. Звонил Андреа Берти, он сказал, что телефон ему дал Тим. Покашляв и что-то бормоча, он в конце концов дошел до цели своего звонка; не поужинала бы я с ним, если у меня нет других дел? Мое молчание затянулось до неприличия, и он повторил свое предложение.
— Почему бы и нет, — ответила я.
Через час я припарковалась на улице Д'Адзелио и прошла пешком всю улицу Сольферино под проливным дождем. В двух шагах от ресторанчика «Требби» за моей спиной раздался голос: «Quo vadis, baby?» Обернувшись, я увидела улыбающегося Андреа Берти.
Мы вошли в теплое помещение ресторана и повесили мокрые куртки. В углу стояла подставка с меню. Я сразу закурила и заказала литровый графин красного вина.
Меня пугало, что нам не о чем будет говорить, поэтому первые четверть часа я расспрашивала его о Тиме и о том, как идут дела на факультете. Когда официантка принесла пирожки с тыквой, его нога коснулась моей. Я отодвинулась и стала есть.
Вошла парочка и села рядом с нашим столом.
— Почему ты смотришь на всех с таким видом? — спросил меня преподаватель.
— Прости, с каким видом?
Он улыбнулся.
— Понятно. Все — потенциальные враги.
— Почему у тебя нет женщины?
— Ты слишком спешишь.
Не прекращая жевать, я кивнула головой.
— В жизни людей случаются вещи…
— Я поняла. Она бросила тебя ради твоего лучшего друга.
У него был низкий и приятный смех.
— Не все так просто.
— Тогда объясни.
— Прости, не хочется.
Я пожала плечами.
— Мне приходится раскрывать тайны, а люди ищут, как бы спрятаться.
— Может быть, ты слишком впускаешь работу в свою жизнь?
— Возможно. — Я вытерла салфеткой губы.
На второе Андреа Берти заказал овощной салат, а я — филе курицы с зеленым перцем.
— Ты не похож на застенчивого человека, — сказала я.
— А на кого я похож?
— На интеллектуала, который демонстрирует свою иронию и критический ум.