Оглянуться назад
Шрифт:
В театре меня всегда спасало, что я жила на обочине. А когда на Таганке произошел глобальный конфликт, вдруг все выявилось: все болезни, весь гной. Я от этого не бежала, но выходить на сцену в той ситуации не могла себе позволить. Сначала я пробовала, однако вскоре поняла, что качусь катастрофически вниз. После каждого спектакля не спала ночь. И я стала себя беречь (актеры – хитрые люди): то брала больничный, то делала вид, что куда-то уезжаю, и т. д. В общем, «филонила». Но актерам, которые в той ситуации выходили на сцену, видимо, было обидно: что это за белая кость? Они пришли к тогдашнему директору Борису Глаголину и сказали: «Или пусть играет, или пусть пишет заявление об уходе…» Глаголин меня вызвал и спросил: «Хотите узнать, кто это сказал, от кого это желание идет?» Я говорю:
«Нет,
Меня до сих пор интересует моя профессия. Я хочу суммировать мой жизненный опыт, поделиться им с читателем. Понимаю, что многие «истины», о которых я здесь пишу, давно открыты другими, но ведь я пишу о своей жизни и о тех людях, которые на меня оказывали влияние в профессии.
Я никогда не завидовала ни одному актеру – ни его славе, ни его таланту. Каждому – свое. У каждого своя биография.
Актерская профессия – это, видимо, какая-то еще никем не описанная форма психической болезни. Только эта «болезнь» востребована обществом.
Влияет ли эта болезнь на самого актера как человека? Мешает ли это в быту, в общении с другими людьми?
Три раза я пыталась передать свои наблюдения над актерским миром в ролях. Я сыграла в кино трех разных актрис: в экранизации чеховской «Чайки» – Аркадину, в «Визите вежливости» режиссера Ю. Я. Райзмана – Нину Сергеевну, талантливую современную актрису, играющую в провинции, и в «Повести о неизвестном актере» А. Г. Зархи – актрису молодую, не нашедшую своего места в жизни, актрису-неудачницу. Я не оцениваю эти роли по результатам. Во-первых, потому что эти фильмы не смотрела в готовом виде на экране, а во-вторых, я уже в работе понимала, что мои благие намерения не выливаются в задуманный результат, каждый раз по разным причинам: то из-за несоответствия замыслу режиссера, то из-за недостатков литературного материала или из-за незначительности моей роли в сценарии, а иногда из-за неумения добиться своего на площадке… Причин тысячи: из-за чего получается или не получается та или иная роль.
Эти роли были, скорее, моими актерскими заявками на роль Актрисы, которую я бы хотела сыграть.
Конечно, в Аркадиной нужно играть не только ее профессию. Но ключ роли для меня был прежде всего в ее профессии. Аркадина – актриса. Актриса-гастролерша. Отсюда быт, привычки, психика – иные, чем у остальных персонажей пьесы. У Чехова Аркадину мы видим только на отдыхе. Можно лишь догадываться по каким-то репликам, по точности ее реакции на какие-то слова, что она актриса хорошая. Какая она в работе, мы не знаем, а на отдыхе она несколько ленива, медлительна, но иногда склонна к истерике, как в сцене с сыном, например. Актерская психика больная, неровная. Как маятник: чуть-чуть качнулся в вымышленный мир ролей – и «я – чайка» Нины Заречной; чуть-чуть в рационализм, самоконтроль – и уже другая крайность: сухость, надуманность, манерность, неискренность, повтор. Я пыталась показать Аркадину в тот редкий для нее период, когда психика-маятник находится у нее в покое, но достаточно небольшого толчка, как этот мнимый покой нарушается.
В роли Нины Сергеевны у Райзмана я хотела пластически осязаемо показать разницу существования на сцене и в жизни. И там и там своя особая жизнь, не пересекающаяся. Неряшливая, стареющая женщина, с мелкими хозяйственными заботами, постоянно забывающая текст роли на репетициях, и она же – красивая, молодая, темпераментная в спектакле.
А в «Повести о неизвестном актере» в роли Светильниковой я старалась сыграть актрису, которая еще не нашла своего места в искусстве и, может быть, никогда его не найдет, может быть, и таланта-то у нее нет, а она ломает жизнь и себе и другим; но, возможно, просто к ней еще не пришла удача, известность, когда талант, заложенный в тебе глубоко, как бы проявляется в благоприятных обстоятельствах, как проявляется негатив от соприкосновения с химическим реактивом…
Во всяком случае, в этих трех разных характерах я пыталась, по черточкам, показать то, что их объединяет, и то, что есть у каждого актера – любовь к своей профессии, без которой он уже не может жить.
– А каковы ваши отношения с партнерами?
– Мне грех жаловаться. Я играла и играю с прекрасными актерами в кино. В театре мы много лет работали вместе с Высоцким. Я также любила играть с Золотухиным, это очень тонкий актер. С Димой Певцовым в «Федре» и в «Квартете». Любила играть «Вишневый сад». Я видела разные постановки этой чеховской пьесы – стрелеровскую, две бруковские, многие другие. Но самая интересная, на мой взгляд, по замыслу – эфросовская. Замысел Анатолия Васильевича просто гениален. Когда не стало Высоцкого, мы долго не играли этот спектакль, но по просьбе БИТЕФа все же восстановили и показали в Белграде. Исполнение было уже иным – какие-то ошметки от прежнего, и все же постановка получила на фестивале первую премию.
– Как вам удается не поддаваться всеобщей суете и оставаться самой собой?
– Наверное, потому, что я всегда была в театре на обочине, мало с кем общалась. У меня нет друзей среди актеров. Актеры мало дружат между собой…
– В своих книгах вы пишете, что актер сам себе судия. Как вы считаете, что вам больше всего помогло в жизни?
– Наверное, упрямство. Знаете, лет до тридцати пяти – сорока меня что-то «несло». Какая-то внешняя сила. Несло ощущение, что все будет хорошо. У меня были ужасные неудачи. В театре я еще не нашла себя, мне давали неинтересные роли или вообще не давали. В кино я не сразу стала сниматься. Все было сложно. Но внутри жила абсолютная уверенность, что все равно все будет. Как будто кто-то меня по жизни вел. Птицам только нужно найти течение ветра, а потом сложить крылья и лететь по его направлению. Однако, к сожалению, я многое пропустила в личной жизни, мимо меня пронеслось много интересных людей.
– А что бы вам хотелось в личной жизни?
– Большой семьи, много друзей, открытый дом.
– У вас закрытый дом?
– Нет, он открытый, но в него мало кто приходит.
– Вы сами не хотите этого?
– Да, так сложилось. Я человек закрытый, и это все ощущают. Да и мне, видимо, люди не так уж нужны. Особенно новые. Но талантливых людей люблю. Особенно актеров.
– У вас есть любимые актеры?
– Да, очень много. Но я не люблю злой талант. Думаю, что такого даже не бывает. Я тоже верю, что гений и злодейство несовместны. Или зло в конце концов убивает талант. Я работала со многими прекрасными актерами. В кино и в театре. Я люблю наблюдать за их работой как бы со стороны, глазами зрителей. Люблю смотреть, как они гримируются, как разговаривают с другими актерами, как ведут себя на съемочной площадке, во время отдыха.
Очень часто про людей – мастеров в своей профессии говорят: «Он – Артист». В том смысле, что Артист – это человек, который в совершенстве овладел своей профессией.
Как-то Анатолий Васильевич Эфрос обронил такую фразу: «Актеры – это не люди».
Может быть, он прав. На сцене хороший актер всегда другой, нежели в жизни.
Талант и человек. Что первично? Когда актер на сцене – чем больше таланта, тем меньше человека. «Все человеческое в актере (он Был когда-то человеком!) сцена выжигает», – написал мне как-то в письме Кирилл Серебренников.
Возникает большой вопрос – может быть, достаточно действительно только Профессии (в данном случае актерской), чтобы не выносить на сцену все свои сомнения, свои неразрешенные задачи, свои привычки, наконец.
Часто среди актеров можно встретить очень интересных в быту людей – балагуров, остроумных, красивых. То, что обычно называют «душой общества». А на сцене этот же актер неинтересен и даже не красив. И наоборот, я встречала очень застенчивых молчунов и не особенно образованных – а на сцене от него глаз не оторвать и запоминается на всю жизнь.
Может быть, стоит делить актеров на «профессионалов» и «личностей»? И на сцене сейчас «личность» более редкое явление и более ценное, я думаю. Хотя и просто «профессионалов» стало меньше.