Огнем и броней
Шрифт:
– Вот уж действительно, что такое не везет и как с ним бороться… Не могли кого другого на берег послать?
– Скорее всего потому и послали, что мы с ним уже знакомы. Очевидно считают, что быстрее договоримся.
– Наглецы, однако… А как думаешь, мой команданте, немец близко к берегу подойдет?
– Подойдет где-то на милю или даже чуть меньше, глубины позволяют. Для его «сто пять мэ-мэ» – это прямая наводка. Если бы там у нас ничего серьезного не было, то немцы имели бы все шансы создать нам проблемы. Но поскольку у нас там стоит восьмидюймовая «дура», и шесть «сто двадцаток», то они устроят немцам похохотать. Попадут, или нет, это другой вопрос. Но вот отпугнуть – отпугнут. А мы тем временем десант загеноцидим.
– А прямо там и подвесить «гостинцы» не получится? Чтобы он поближе к берегу утоп?
– Не получится. Немцы на одном месте стоять не будут и пловцы к крейсеру не подберутся. Хочешь, не хочешь, а придется ждать, когда он на якорь
– А давай его ночью с беспилотников побомбим? Ведь зениток на нем нет.
– Посмотрим, как дело пойдет. Может, и побомбим. Сейчас основная опасность – десант. А крейсер… Куда он денется? Уголька-то у него с каждым днем все меньше и меньше становится…
Тишина пока никем не нарушалась. Немецкий десант осторожно пробирался вперед, «летучие мыши» бесшумно двигались следом, а «Карлсруэ» неожиданно зажег ходовые огни и дефилировал в нескольких милях от Форт-Росса. Скорее всего, Келлер решил таким образом отвлечь внимание от десанта. Разведчики, не теряющие контакта с противником, докладывали, что ведут себя немцы нервозно. Очевидно, заметили отсутствие трех человек и не уверены в том, что они не попали в плен. Но как бы то ни было, от своих планов не отказались и к утру все же заняли позиции напротив Южного форта, за которым открывалась дорога на Форт-Росс.
Все пространство перед фортом более чем на километр было старательно вычищено от всякой растительности, и атака в лоб на пулеметы была форменным самоубийством, но немцы явно недооценивали противника. Впрочем, неудивительно. Ведь они считали, что им противостоит три десятка русских с толпой дикарей, вооруженных разномастным оружием и не имеющих нормальной артиллерии. И которые разбегутся при первых же выстрелах. Тем более, раз «Тезея» нет в порту, то большая часть русских должна уйти на нем, а в городе их едва ли десяток наберется. Плюс туземцы, которые вояки еще те. «Карлсруэ» быстро справится с фортом, где засело это «воинство», а десанту останется только преодолеть пространство между джунглями и стенами форта, войти в него и взять под контроль. А дальше само местное население взбунтуется, если только на город посыпятся снаряды. Во всяком случае, похоже, на это и сделан расчет. Так это, или нет, выяснить не удалось, поскольку начальство не доводило свои планы до сведения подчиненных. Что и подтвердили еще четыре человека – один обер-маат и три матроса, которых командир десанта капитан-лейтенант Штудт отправил на разведку. Увы, немцам было невдомек, что все их перемещения контролируются группой «летучих мышей», имеющих приборы ночного видения. И едва четверо человек покинули джунгли, начав пробираться к стенам форта и считая, что их никто не видит, их там уже ждали. Обошлось все «без шуму и пыли», как говорилось в классике советского кинематографа. Четверых немецких моряков тихо разоружили и повязали, причем даже не нанеся особого ущерба здоровью. Синяки и ссадины не в счет. И вот теперь они стояли перед Леонидом, дико озираясь и ничего не понимая. А рядом стояли невиданные «лешие» в каких-то лохматых комбинезонах, с разрисованными физиономиями, и увешанные необычным оружием. Леонид за это время, благодаря вновь приобретенным способностям, поднаторел и в немецком, поэтому насмешливо обратился к перепуганным «языкам».
– Доброй ночи, камрады! Что это вы, как воры, по ночам шастаете? Вас приглашали в гости, а вы куда-то сбежали. А теперь вдруг появились, да еще и с оружием. Что вам тут надо? Молчите? Ну-ну… Не хотите говорить со мной – поговорите с казаками…
Страшное слово произвело магическое действие на пленных, и информация из них полилась, как из рога изобилия. Но увы, она не добавила ничего нового к тому, что уже было известно.
Карпов, который вел допрос, лишь восхищенно покачал головой, когда последнего из пленных увели.
– Ну вы и даете, мой каудильо! Так напугать колбасников, что из них все посыпалось! Как ты до такого додумался?
– А что тут думать, герр Мюллер? Ужасные русские казаки – дежурная страшилка для всей Европы уже много лет. Вот и эти – не исключение. Тем более, это не спецагенты какие-нибудь, а обычные матросы. А уж после лицезрения нашей разведгруппы их особо и пугать не надо…
Когда забрезжил рассвет, удалось рассмотреть силуэт крейсера, дефилирующего на расстоянии порядка трех – четырех миль от берега. И едва лучи восхода осветили вершины гор Тринидада, «Карлсруэ» повернул к берегу, вскоре заняв позицию напротив Южного форта. Но близко подходить не стал, не захотев повторять прошлых ошибок. Крейсер медленно двигался, развернувшись левым бортом. На гафеле развевался германский военно-морской флаг, а на мостике можно было разобрать в бинокль группу офицеров, с интересом наблюдающих за обстановкой. Похоже, никто из них не сомневался в успешном итоге операции. Все это Леонид и Карпов наблюдали в оптику из бетонного укрытия. Оба форта – и Северный и Южный, защищающие
город и порт, были выстроены по требованиям фортификации ХХ века и, несмотря на свой средневековый вид, могли противостоять обстрелу значительно более мощных кораблей, чем легкий крейсер постройки 1914 года.– Пришли, соколики… Как думаешь, мой команданте, сразу палить начнут? Или ради приличия сдаться предложат?
– Вряд ли предложат, это можно было и вчера сделать. Тем более, немцы в лесу сейчас психуют, разведка-то не вернулась. И вполне обоснованно подозревают, что мы их взяли за хобот и вытряхнули все, что им известно. А посему готовы и ждем гостей.
– А нормальной связи с крейсером у них нет и предупредить его они не могут.
– Вот именно. Во всяком случае, наша разведка никаких световых сигналов не заметила. Ни «летучие мыши», ни «Крокодил», ни «Беркут» со «скифами».
– Плохо то, что подходить ближе немцы вроде бы не собираются…
– А на такой дистанции БМП его не достанут?
– Почти четыре тысячи метров? На грани. Рассеивание будет большое, а броневые щиты орудий с такой дистанции все равно не пробьют. Так что только напугают.
– Значит будем восьмидюймовками работать. Они на полигоне неплохо себя показали…
Неожиданно на «Карлсруэ» сверкнули вспышки, и вскоре шесть снарядов ударили в стены форта Южный. Взметнулись тучи пыли и каменной крошки. Но… Стены форта стояли, как ни в чем не бывало. Спустя небольшое время грянул второй залп и очередные снаряды обрушились на форт. Сразу же стала ясной бесполезность данного мероприятия. Маломощные 105-миллиметровые снаряды легкого крейсера не могли пробить прочные каменные стены форта. А настильность траектории полета снарядов, хорошо подходящая для стрельбы по морским целям, не позволяла поражать на таком расстоянии цели сверху, находящиеся в складках местности. В данном случае – за стенами форта. И данная стрельба – бесполезный расход боезапаса. «Карлсруэ» не успел дать третий залп. Сильный грохот заглушил все прочие звуки, а облако дыма заволокло стену форта. Это новое творение Иоганна Меркеля – нарезное 203-миллиметровое орудие – дало свой первый боевой выстрел, послав снаряд по реальной, а не по учебной цели.
Лазерный дальномер точно определял дистанцию, вес каждого заряда и снаряда был строго стандартизирован, таблицы стрельбы составлены, артиллеристы вдоволь потренировались перед этим в учебных стрельбах, и под ними была не качающаяся корабельная палуба, а незыблемая земная твердь, сама же цель была практически неподвижна. В результате всего этого, а вдобавок, наверное, и толики везения, первый снаряд, опровергнув все правила статистики и вероятности не упал в воду, а ударил в борт крейсера чуть ниже палубы, сверкнув яркой вспышкой. Спустя несколько секунд после взрыва громыхнула восьмидюймовка Северного форта, но для нее расстояние было гораздо большим и снаряд упал в воду с небольшим недолетом. Произошедшее оказалось неожиданным для всех. На Южном форту отовсюду неслись крики радости, а крейсер увеличил ход и стал отворачивать вправо, стремясь выйти из зоны обстрела. 120-миллиметровые орудия форта тоже дали залп, и шесть фонтанов воды взлетели вверх рядом с «Карлсруэ», но попаданий не было. Видя, что противник быстро уходит, Леонид дал команду прекратить огонь.
– Вот и все. Келлер понадеялся на качество германской техники и величие германского духа, но позабыл, что у него не «Гебен» или «Мольтке», а всего лишь «Карлсруэ», чьи снаряды для наших береговых укреплений – что слону дробина.
– А как думаешь, что он предпримет? Лично ты сам что бы сделал?
– Лично я постарался бы забрать обратно десант и не пытался взять форт, так как это неизбежно закончится гибелью десанта. Немцы не могут этого не понимать после того, что увидели. Но сделать это сейчас невозможно, так как радиосвязи между крейсером и десантом нет, а подходить близко к берегу опасно – можно попасть под обстрел форта. А на что способны наши восьмидюймовки, Келлер уже понял. Поэтому, скорее всего, он дождется ночи и соблюдая светомаскировку подойдет поближе. Спустит на воду шлюпки и постарается забрать десант обратно на борт. Это, конечно, в том случае, если немцы предусмотрели такой вариант – вдруг не все пойдет гладко. То есть заранее наметили как место встречи, так и систему сигналов. Не забывай, что сейчас для них доступны для связи только визуальные сигналы – ракеты, флажной семафор, фонари, дымовые шашки и костры на берегу. И я думаю, что сейчас Келлер постарается передать инструкции десанту, как следовать дальше.
– А как?
– Например – ратьером. Он и днем хорошо виден…
Тут неожиданно пришел доклад наблюдателя – на крейсере появился яркий мигающий огонь. Схватив бинокль, Леонид убедился в своих предположениях.
– Ну, что я говорил? Что-то передают ратьером.
– А что именно?
– На юг… после … прекратить… Все. Передавали на немецком и очень быстро, не успел прочитать. У сигнальщиков-то в этом деле опыта больше.
– По крайней мере из этого можно сделать вывод, что десант сейчас затихарится и не станет геройствовать. Быть может, перейдет в другое место, подальше отсюда.