Огненная дугаПовести и рассказы

Вита вспыхнула от удовольствия. Собственно, не за себя даже, а за Вольёдю. Но и признание ее заслуг было также приятно. А особенно приятно снова подтвержденное ее право быть женой Толубеева. Ведь она понимала, представляла, знала, как трудно будет в этой воюющей стране ей, иностранке, человеку без документов и прав.

И вот ее право на любовь и на жизнь с русским мужем признано!

А ее Вольёдя то бледнел, то вспыхивал. Сестра Лидия встала на пороге и строго сказала:

— Профессор просил не волновать больного!

— Милая сестра, еще никто не умирал от радости! — сказал Кристианс.

— Может быть, — непримиримо сказала сестра, но притворила дверь. И Вита подумала: Лидия будет вот так сидеть за дверью все это время, чтобы в случае необходимости помочь Вольёде, а может быть, и попросить всех покинуть его, И снова ей стало радостно: ведь это оберегают ее мужа!

— Против медицины мы бессильны! — усмехнулся Кристианс. — Поэтому будем по возможности краткими. Первое слово заместителю наркома…

— Владимир Александрович, мы произвели анализ «образца»! — он подчеркнул это последнее слово и достал из своего портфеля маленькую коробочку. — Сталь сверхтвердая. В эту минуту на одном из московских заводов идет первая плавка этой стали. Через неделю мы построим опытную коробку и попробуем испытать на ней наши бронебойные снаряды. Но Вита Арвидовна в своих записях сообщает, что немцы при ней испытывали новый танк на пробойность нашими противотанковыми орудиями калибра восемьдесят восемь. Снаряды оставили только вмятины. Не сомневаюсь, что вы уже думали об этом. Нет ли у вас особых предложений?

— Да. Новые пушки.

— Перед вами инженер одного из уральских пушечных заводов, — указал он на молодого еще человека, скромно устроившегося в уголке. — Они наладили выпуск стодвадцатидвухмиллиметровых орудий. Работу этих пушек мы испытаем на нашей «коробке» через неделю. Что вы можете предложить еще?

— Каково основное назначение новых орудий?

— Полковая артиллерия.

— Это не даст необходимого эффекта… — Толубеев внимательно посмотрел на молодого инженера. — Сколько новых орудий вы можете выпустить в месяц?

Инженер взглянул на заместителя наркома. Тот пожал плечами:

— Если мы решим, что эта пушка наиболее эффективна, мы можем передать заказ на несколько заводов…

— Теперь уже можно с уверенностью сказать, что немцы будут иметь к середине лета несколько тысяч новых танков. Так как эти машины очень тяжелы, немцы выберут самое сухое время для своей танковой атаки, и вероятнее всего их новым плацдармом окажется степная местность, без мелких рек, без лесов и болот. Возможно, это будет Курск или еще южнее — Сальская степь. Во всяком случае, эти новые пушки, разбросанные по полкам переднего края, не смогут отбить массированную танковую атаку. Необходим заслон из самоходных орудий крупного калибра, которые могут быть немедленно переброшены на любой угрожаемый участок фронта, и надо вооружить этой пушкой наши тяжелые танки «ИС».

— Самоходки со стодвадцатидвухмиллиметровой пушкой? Танки? Но они будут очень тяжелы! — задумчиво сказал заместитель наркома.

— Почему же? — вдруг оживился инженер. — Ведь задача значительно упрощается! Поскольку большинство атак будут проходить на сближающихся курсах, пушку можно облегчить. В пехотных порядках останутся пушки прежнего образца, а для самоходок и танков мы изготовим модернизированные.

Молчаливо сидевший рядом с заместителем наркома генерал вдруг оживленно поддержал инженера:

— Если мы соберем две-три тысячи таких самоходок и танков, новые танки Гитлера будут пылать, как пылали старые!

— Две-три тысячи… — Толубеев прикрыл глаза ладонью. То ли он представил себе это небывалое по масштабам танковое сражение, то ли не мог поверить, что сражающаяся страна может совершить такой подвиг. А у Виты захолонуло сердце, когда она вдруг поняла, что эти люди вот так, спокойно, говорят о будущих сражениях, в которых погибнут тысячи людей.

— И две, и три, и четыре! Сколько потребуется! — сердясь, сказал генерал. — Слишком многое поставлено на карту! И заметьте, подполковник Толубеев, мы научились верить нашим разведчикам. Если вы доставили такие доказательства возможного танкового нашествия гитлеровцев, то уж давайте рассчитывать это сражение так, чтобы выиграли его не гитлеровцы, а мы! — он резко встал и обратился к остальным: — Кажется, мы пришли к нужному выводу. Я позволю себе еще раз поблагодарить подполковника Толубеева и Виту Арвидовну за огромную услугу, которую они оказали армии и народу. Дадим теперь подполковнику отдохнуть. Надеюсь, что он будет участвовать в испытании нового орудия!

Все стали прощаться. Заместитель наркома подошел к Вите и подал ей маленькую коробочку, которую достал в начале беседы из портфеля.

— А это, Вита Арвидовна, вам, взамен вашего бывшего обручального кольца. То кольцо пришлось, к сожалению, расплавить…

Он открыл коробочку, и Вита увидела в ней два обручальных кольца. Они были золотые, одно — мужское, другое — женское. Она надела маленькое кольцо на палец, и оно пришлось как раз впору. Другое она подала мужу, и Толубеев тоже удивленно взглянул, как ловко оно пришлось к его руке.

— Но где вы взяли размеры? — воскликнула Вита.

— Старые разведчики! — добродушно усмехнулся генерал.

Днем пришли два солдата с мотками проводов и телефонными аппаратами. Сестра Лидия, а с нею и Вита, запротестовали против этого вторжения. Но солдаты неумолимо стояли в коридоре и повторяли одно: по распоряжению генерала они обязаны установить телефон у постели больного подполковника Толубеева. В конце концов пришлось сдаться. Хорошо еще, что второй аппарат установили в комнате сестры Лидии: звонок звучал у нее, потом она должна была посмотреть, как чувствует себя больной, и лишь после этого соединить его с абонентом. А еще лучше было то, что телефон звонил нечасто.

Вита попыталась однажды послушать, кто беспокоит ее больного мужа. Но аппарат оказался эрикссоновским, замкнутым, того типа, который называется «секретарь — директор». Когда включался аппарат Толубеева, трубка сестры Лидии молчала.

Но звонки, видно, волновали Вольёдю. Он начал вставать с постели, пытался ходить, хотя пока что у него ничего не получалось, кроме обмороков. Вита пожаловалась профессору, по-прежнему навещавшему больного почти ежедневно. Профессор прошел к Толубееву, побыл с ним несколько минут, вернулся и сказал:

— Мы должны поставить его на ноги, и как можно быстрее.

Вита не могла поверить, что какое бы то ни было изнурение может помочь, а не повредить больному. Но примерно через неделю, после одного из этих неожиданных звонков, Толубеев вдруг попросил, чтобы его одели. У сестры Лидии, как оказалось, давно уже была подготовлена новая форма. Толубеев с удовольствием оглядел себя в зеркале. В погонах подполковника он, со своим худым лицом, с седыми волосами выглядел очень внушительно. «Слишком внушительно!» — пожаловалась Вита Лидии.

А через несколько минут пришла машина, — хорошо еще, что санитарная! — подумала Вита, и ей пришлось сопровождать своего мужа, которого опять несли на носилках, а она шла с краю и держалась за эти носилки, снова боясь, что он вдруг исчезнет. К счастью, поездка была недолгой, машина вошла в какой-то огороженный двор, и там ее встретили полковник Кристианс, заместитель наркома и тот самый генерал, что был у них однажды, и инженер, которого она тоже знала, а за ними еще десятка два человек, которые с удивлением глазели на подполковника, выгруженного из санитарной машины и усаженного тут же в плетеное камышовое кресло, на женщину в нарядной шубке и шляпке, что держала подполковника за руку, словно боялась, что он вот-вот убежит от нее. И тут Вита поняла, что они на заводском полигоне…