Огненная кровь

– Да уж, – пробормотала Милада, – выхода, похоже, нет.

– Перестань! – строго сказала Оксанка. – Если честно, мне надоел твой сарказм.

– Да? – ехидно спросила Милада. – Это почему?

– Потому что ты не хочешь понять, что для меня эта неожиданная возможность очень важна.

– И чем же?

– Понимаешь… – Оксанка запнулась, глядя на волка, идущего рядом. – Я недавно пришла к выводу, что я, в сущности, совсем-совсем обыкновенная… – Она усмехнулась, посмотрев на подругу. – Ты не представляешь, как мне страшно это осознавать. Ну да, активистка, призер всяких конкурсов, первая, блин, красавица школы, без пяти минут фотомодель. – Она фыркнула. – Знаешь, я завидовала каждому синяку на твоей физиономии. Ты всегда была чем-то неординарным для меня. Да и не только для меня… А тут… У меня тоже появился шанс стать необыкновенной.

Милада молчала. Неожиданная откровенность веселой и беззаботно идущей по жизни подруги впечатлила ее. Сама Милада к признанию шла очень долгим путем. Через насмешки, оскорбления, драки, отвращение к своему отражению в зеркале. У Оксанки ничего этого не было. Жизнь ее до встречи с Миладой шла ровно и без эксцессов. Жизнь, которой можно было только позавидовать. Милада никак не ожидала, что ее лучшая подруга завидовала ей в том, что она считала своими несчастьями. Девушка молчала, обезоруженная этим признанием.

Они дошли до пруда, в котором все еще плескались местные парни и девчонки, которым, похоже, больше нечем было заняться. Выбрали место в сторонке, с хорошим спуском к воде, и искупались. Волки куда-то скрылись по дороге. Поэтому девушки решили, что плохо скрываемые взгляды и замечания вполголоса, которыми обменивалась деревенская молодежь, касались непосредственно их двоих. Оксанка явно нервничала. Миладе было все равно. Ее больше заботило другое. Плавая в чистой, но темной воде, она чувствовала несколько раз прикосновение к ногам чего-то скользкого. Безуспешно попытавшись уговорить себя, что это мелкая рыбешка, а не какая-нибудь русалка, чего вполне уже можно было ожидать в этих местах, Милада сказала Оксанке, что замерзла, и выскочила на берег. Подругу не пришлось долго ждать. Она почувствовала себя неуютно, купаясь в одиночку, поэтому быстро присоединилась к Миладе. Провалявшись потом больше часа на мягкой траве, они говорили о всякой ерунде. При этом, не сговариваясь, старательно избегая щекотливой темы колдовства. Но обе мыслями возвращались к ней то и дело. Наконец, поняв, что беззаботного отдыха не получится, девушки оделись и вернулись к дому Рябинушки. За это время никто из местных, постоянно наблюдавших за их купанием, не приближался и не заговаривал с ними.

Хозяйка встретила их очень радушно. Пояснив, что ей необходимо набрать в лесу кое-что из трав, она предложила девушкам чувствовать себя как дома, взяла маленькую корзинку и ушла, сопровождаемая одним из волков. Второй остался в доме и лег, откровенно перекрыв путь к выходу. Подруги попили еще раз чай и пошли осматривать дом.

Две открытые комнаты были светлыми. Кружевные занавески на окнах, беленые потолки, светлые обои. На стенах в каждой комнате – множество фотографий. Старые, черно-белые, коричнево-желтые, но тем не менее прекрасно сохранившиеся. На них был изображен мужчина с пышными усами в форме офицера русской армии, при фуражке и аксельбантах, сидящий на стуле, утвердивши в пол шашку. Рядом с ними гордо стояла женщина в пышном платье и шляпке. Эти фотографии висели вперемежку с плохого качества фотографиями лихого комиссара в кожаной куртке и кепке, рядом с которым уже более скромно стояла женщина в простой черной юбке, бесформенной белой блузе и косынке. С других фотографий, победоносно улыбался офицер Красной армии с рядами орденов на груди. К нему льнула женщина в строгом темном костюме. Почувствовав некоторую тревогу, Милада пригляделась к снимкам и тут же затеребила Оксанку за рукав, тыкая пальцем в портреты.

У женщин было лицо Рябинушки. Выглядела Рябинушка на снимках значительно моложе, но, несомненно, это была она.

Подруги многозначительно переглянулись.

– Двести не двести, но сто сорок как минимум, – резюмировала Милада.

– Да… Тут во всякую чертовщину поверишь, – хмыкнула в ответ Оксанка, – вряд ли ей эти картинки благодарные селяне на память в «фотошопе» наклепали.

– А любила твоя бабуля военных, – пробормотала Милада, выходя, – больших и здоровенных…

Вторая комната использовалась, судя по всему, мужчинами. По крайней мере, в шкафу висела мужская одежда, причем гардероб варьировался от джинсов и шорт до двух итальянских костюмов строгого покроя, висящих на вешалке в чехлах. Постели были неубраны и смяты, на столе лежали стопки журналов «Men’s Health», листочки с непонятными рисунками, пара энциклопедий, а также деревянная, явно ручной работы, флейта. Подивившись обилию волчьей шерсти в комнате и крепко призадумавшись на эту тему, девушки вышли в коридор.

Больше ничего особенного они не увидели. Конечно, их восхитило обилие старинных вещей, которые с долей фантазии можно было бы назвать антиквариатом. Но ничего таинственного, иллюстрировавшего колдовскую сущность хозяйки, обнаружить не удалось. Правда, определенные надежды внушали две запертые на большие амбарные замки двери, перед одной из которых подруги остановились.

– Интересно, – взволнованно заговорила Милада, – что там?

– Наверное все то необычное, чего мы не нашли в доме.

– Давай посмотрим!

– Может, лучше не надо? – неуверенно протянула Оксанка, которая на памяти Милады всегда нерешительно противилась её задумкам. И потом всегда соглашалась.

– Да хватит уже! – решительно пресекла колебания подруги Милада. – Мы одним глазком, не будь ребенком.

Она заглянула на кухню, взяла из сумки пилку для ногтей и, повозившись минут пять – был какой-никакой опыт открывания погреба, где у бабушки хранилось варенье – с тихим щелчком откинула дужку замка. Волк поднялся на ноги и зарычал.

– Ну что, дорогая, раскроем колдовские тайны? – подмигнула Милада Оксанке. Та оглянулась на волка у двери и нерешительно посмотрела на подругу. – Ой, да ладно!

Милада засмеялась и открыла дверь. В тот же момент в голове ее словно что-то взорвалось, и она провалилась в темноту.

…………….

– Она моя подруга!

– Она плохо на тебя влияет! Признайся, это ведь она подговорила тебя заглянуть за запертую дверь? Молчишь? Ну, молчи. Я и так знаю.

Милада не открывала глаза. Ей было интересно, что ответит Оксанка. Через некоторое время прозвучал твердый ответ:

– Мы с Миладой – одно целое. И вам это нужно усвоить! Все ее проступки – это мои проступки. Все ее победы – это мои победы. И наоборот, все мое – её. Запишите где-нибудь. – Она помолчала и добавила: – Извините за резкость.

– Обойдусь, – сухо ответила Рябинушка. – Я пойду, а ты скажи ей, чтобы вставала уже. Хватит подслушивать. Времени мало. Готовься.

Легкие шаги прошелестели по комнате. Негромко стукнула о косяк дверь.

– Милка, – позвала Оксанка.

Милада вздохнула и открыла глаза. Она лежала на одной из кроватей в комнате с фотографиями. Была раздета и укрыта прохладным, чуть влажным, как ей показалось, одеялом. Оксанка сидела рядом на стуле и с тревогой всматривалась ей в лицо.

– Ну? Ты как?

Милада прислушалась к ощущениям.

– Вроде нормально, голова только чуть побаливает. А что было-то?

Взгляд подруги слегка затуманился.

– А черт его знает… Такое впечатление, что дверь была словно паутиной затянута. Ты её, то есть дверь, когда дернула, паутина сорвалась и тебя всю опутала. Ты закричала и свалилась. Лежишь и не дышишь почти. Я перепугалась до смерти. Волк убежал, как я понимаю, за Рябинушкой, а я тебя сюда приволокла, на кровать. Потом она пришла, что-то над тобой пошептала, паутина с тебя сползла, как живая, и комком ей в ладонь. Милка! Ты попала под действие колдовства! – Глаза Оксанки заблестели. – Охранного наговора! Так Рябинушка объяснила, когда я ее допрашивать начала. И еще сказала, что тебе повезло. Дважды. Нет, трижды. Во-первых, потому что наговор был старый, ослаб. Во-вторых, что она была недалеко. И, в-третьих – потому что ты моя подруга. Я поняла это так, что иначе бы она совсем не стала тебе помогать.

– Ты не представляешь, как я тебе за это благодарна, – сказала Милада, свешивая ноги с постели и с удивлением отмечая, что под потолком горит лампа, отчего темнота за окном кажется еще темней.

– Я сейчас обижусь, – заметила Оксанка.

– Я не язвлю, – перебила Милада, – я серьезно.

– Ага. Я так и поняла.

– Ладно, – примирительно сказала Милада. – Сколько я? – Она кивнула на кровать.

– Почти шесть с половиной часов, – объявила Оксанка.

– Да уж, – хмыкнула Милада, – старенький наговор, говоришь? А интересно, что было бы, будь он свежим?