Огненная земля

Звенягин глотнул воздух. Кровь хлынула в легкие, забурлила. Дух его еще боролся. Он приподнялся, но снова рухнул, и последние конвульсии потрясли его тело.

Шалунов, размазывая какой-то жир по лицу (это были мозги убитого армейского лейтенанта), наклонился над Звенягиным, сунул руку, и она вошла в спину всей кистью. Шалунов в ужасе отдернул руку.

Разорвался еще один снаряд. Шалунов видел падающих людей, но слышать уже ничего не мог — барабанные перепонки лопнули, в голове гудело, стучало.

Корабль получил много пробоин и сразу потерял скорость. Надо было спешить. Рулевой, убитый осколком, обвис на штурвале. Шалунов оттащил рулевого и сам взялся за мокрый и липкий штурвал. Экипаж облетела весть о гибели комдива. В моторных отсеках, затыкая пробоины, по колена в воде, работали люди. Они сражались и с морем, и с врагом, и с горем.

Сверху летели команды, их нужно было немедленно исполнять. Корабль продолжал вести Шалунов по курсу, заданному теперь уже мертвым комдивом.

А в это время Звенягин лежал рядом с Баштовым, маленький, щуплый, прикрытый куском парусины, и возле него стали в почетный караул два комендора.

…Шалунов ткнул о берег наполовину затопленный корабль.

— Есть раненые? — спрашивали его.

Шалунов не слышал вопроса, но он знал, что так всегда спрашивают.

— Есть убитые!

— Убитые после…

— Есть убитые! — заревел Шалунов. — Павшие есть.

— Кто?

— — Звенягин. Комдив Звенягин.

Шалунова вызвали к Мещерякову. Узнав о гибели Звенягина, Мещеряков невидящими глазами смотрел на Шалунова, измазанного сажей, кровью и чем-то жирным и липким.

— Звенягин убит? — переспросил он.

— Да, убит, товарищ контр–адмирал.

Мещеряков не мог скрыть своих чувств. Он поднес руки к лицу, опустив голову, тяжелыми и неуверенными шагами вышел в соседнюю комнату.

Начальник штаба спрашивал Шалунова о ходе высадки. Тот ничего не слышал. Начальник штаба положил перед ним лист бумаги и письменно задавал вопросы. Шалунов отвечал ему, оставляя на бумаге следы ладоней.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

«Все должны с презрением встретить нас, — думал обескураженный Букреев, подваливая к пристани, — так позорно ни с чем возвратиться». Все смешалось: тонкие расчеты, длительная подготовка, пламенные речи, клятвы… Северо–восточный ветер оказался сильнее всех расчетов, всего того, что они употребили для достижения своей цели.

Весть о гибели Звенягина ошеломила Букреева. Звенягин погиб, спасая их, — подумал Букреев, — погиб потому, что они замешкались и пришлось их «няньчить». Командир дивизиона, может быть, погиб из-за их нерасторопности.

Манжула принес новое известие — тяжело ранен Баштовой, убит Плескачев и, кажется, убит доктор. Выход из строя начальника штаба и начальника взвода связи тяжело отразится на судьбе высадившейся части батальона, лишенной теперь раций, телефонных аппаратов, запасов ракет…

Неужели убит жизнерадостный доктор Андрей Андреевич?

На пристани все шло, как обычно, по–деловому. Краснофлотцы подтянули баграми боты, ошвартовали их своими привычными мускулистыми руками с посиневшими и мокрыми, как у прачек, пальцами. Комендант причала на ходу пожал Букрееву руку и пошел на край помоста, заложив руки в карманы новенького клеенчатого плаща, которым он, очевидно, гордился. Катерники, приставшие раньше, возвращались с дымящимися ведрами кипятка и караваями хлеба. Они весело зубоскалили и шутливо стучали зубами, показывая, что утро холодное. «Хозяйка спит еще», — крикнул какой-то матрос, спрыгивая с катера навстречу идущим товарищам. Напоминание о хозяйке носило особый игривый смысл, потому что все засмеялись. Торпедники участвовали в конвое, могли тоже погибнуть, и, может, их радовало то, что сегодня «опять пронесло».

Люди первой роты и сам их командир были наружно тоже совершенно равнодушны к тому, что произошло. Они лениво, как будто неохотно расставаясь с обсиженными местами (многие успели вздремнуть), выгрузились. Поторапливаемые взводными, построились, отойдя от пирса, поеживались, притоптывали ногами, с завистью посматривая на торпедников. Им тоже хотелось попить чайку, поесть и отдохнуть. На некоторых лицах Букреев заметил даже радость, она притаенно светилась изнутри. На том берегу сражались и многих нет, конечно, в живых, а им пока отсрочка.

С того берега доносился скрадываемый расстоянием гул боя. Высоты Крыма стояли вдали строго и мертво, но у берега в сизой дымке дугообразно горело пламя. Вспыхивающий и притухающий свет, то светлый с голубизной, то красноватый, острый, напоминал электросварку. Моряки внимательно наблюдали за тем берегом, и лица их суровели.

— Дерутся.

— Ребятам достается. А мы тут…

— Перефорсировать бы пролив…

— Штормит.

— Гляди, немец «козлов» пустил. Мало с земли, еще и с воздуха начал гад молотить.

— А где же наши?

Стайки неприятельских пикировщиков или «козлов», как их называли, покружив в высоте, ринулись вниз. Так ястребы бросаются на высмотренную добычу.

— Влепили, гады! — крикнул какой-то моряк и быстрым движением пальцев расстегнул ватник, гимнастерку. — Влепили!

Позади нарастал низкий, басовой гул, сразу заставивший всех повернуться. Из-за крыш домов, мокрых и скучных, из-за полуоголенных стволов деревьев вынеслись штурмовики. Над ними, переворачиваясь и словно купаясь в воздухе, попадая в лучи далеко встающего солнца, летели «Яки».

Штурмовики двумя стаями понеслись к Крыму. У всех вырвался вздох облегчения. Это «была реальная помощь. Пехота любила штурмовой самолет. «Летающие танки» делили с ней все тяготы наземной страды, появлялись в самую нужную минуту и не гнушались помогать ей в «мелочах», вплоть до уничтожения вражеского взвода, отдельной пулеметной точки или прочесывания траншеи.

— Дали!

— Смотри, еще идут.

К тому берегу пришли еще две стаи, и снова кувыркались в воздухе истребители сопровождения.

— Огненная земля, — сказал кто-то, смотря в ту сторону.

И вот впервые услышанное всеми слово определило название первого куска земли, откуда началось освобождение Крыма — второй тур причерноморского похода до Измаила и Констанцы.

— Огненная земля, — сразу повторили многие.

— Огненная земля, — раздумчиво произнес Манжула.

— Ну, хватит спектакля, — крикнул Рыбалко. — Становись!

Скомандовав, он сорвал голос, хотел что-то еще сказать, но досадливо отмахнулся и, повернув взводы направо, повел их согласно приказанию Букреева.