Огненное лето

— Это ничего не изменило, — со вздохом сказала Энн, когда они оба проснулись в ее постели.

За окном занимался рассвет. Но кругом все еще было сумрачно и неприветливо. Энн прижалась всем телом к Ною и добавила тоном, которым зачитывают приговор:

— Я уеду отсюда сразу же, как закончу работу.

Ной играл ее локонами и молчал.

— Ты меня слышишь? — повторила Энн.

— Трудно не услышать, когда ты так кричишь.

— Я не кричу. Просто хочется, чтобы мы серьезно обо всем поговорили.

— О чем еще? — прошептал Ной, уткнувшись носом в ее волосы.

Но он уже твердо знал, что умрет, если Энн уедет, а сделать ее счастливой он не в силах. Как за всю свою жизнь не сделал счастливой ни одну женщину. Свою родную мать он раздражал. И ничего не мог с этим поделать. Розмари какое-то время его воспитывала и поддерживала, но он так и не сумел заставить ее полюбить себя. Не составил счастья и своей невесте. В результате та его бросила. Мог ли он осчастливить лежащую рядом неординарную, красивую женщину?

— Я все же люблю тебя, Ной, — прошептала Энн, прижимая его к себе. — И, наверное, так будет всегда.

Эти слова, которые совсем недавно разорвали бы сердце Ноя, сейчас показались ему целебным бальзамом…

Они вновь занимались любовью в предрассветном полумраке. Волшебной, неземной, от которой на глазах Ноя выступили слезы, а грудь наполнилась непонятной тупой болью.

Впрочем, почему же непонятной? Стоило лишь посмотреть на печальную улыбку Энн, на слезы, стоящие у нее в глазах, чтобы обо всем догадаться…

Когда Энн пришла в главное здание завтракать, то оказалось, что Ной уехал из города. Это известие ее ошеломило. Не прошло и часа с тех пор, как они лежали рядом в ее постели.

— То есть, как уехал? — переспросила она Розмари, моментально позабыв о завтраке. — Куда?!

Розмари выглядела сегодня не лучшим образом. Она не сказала ни слова и, повернувшись к плите, принялась варить кофе. Потом все-таки подняла глаза на Энн и неуверенно ответила:

— Я толком не знаю, милая. Он сказал, что будет отсутствовать несколько дней. Велел Эду и всем своим помощникам следить за порядком в доме. И вести хозяйство. Разве тебе Ной ничего не говорил?

— Нет, — угрюмо ответила Энн, уставившись в свою тарелку. — А раньше случалось, чтобы он вот так внезапно уезжал?

— Не припомню… Вообще-то это на него не похоже.

Энн ничего не могла понять. В кухню вошли Эд и два младших воспитанника. Они попросили несколько чистых тарелок. Розмари вручила каждому по тарелке и выпроводила всех в коридор, откуда еще долго доносился детский смех и звон посуды. Утренние часы в Тэйлор-Хаусе обычно бывали самыми веселыми. Особенно по субботам и воскресеньям.

Розмари плотно закрыла дверь и сказала таинственным тоном:

— Перед отъездом Ной очень плохо выглядел. Я спросила, в чем дело, но он категорически не захотел говорить на эту тему. Ты не знаешь?

— Нет.

— Гмм… Признаться, я тебе не верю. Но в том, что этот сорванец вернется, не сомневаюсь. — Розмари неожиданно взяла Энн за обе руки и сказала ободряющим тоном: — Ну-ну! Имей терпение. Ничего с ним не случится.

Энн взяла вилку и принялась за яичницу. На сердце у нее было тяжело. Но разве Ной давал какие-нибудь обещания? Он был просто до конца честен перед ней. Горькая правда заключалась и в том, что он отнюдь не был обязан объяснять Энн свои поступки или сообщать, куда и когда намерен уехать. И то, что он вот так неожиданно, не сказав ни слова, исчез — тоже его личное дело. Ей пора бы это понимать!..

Следующие три дня Энн не находила себе места. Она не могла ни спать, ни есть. Даже отснятые кадры казались ей никуда не годными, чего раньше никогда не бывало. Фальшивым показался и только что написанный очерк. Наконец Энн отложила в сторону работу и погрузилась в транс. Без работы, без Ноя и без сна она чувствовала себя совершенно разбитой…

Джерри нашел ее сидящей на выступе утеса и угрюмо смотревшей на океан. Он опустился рядом и начал следить за полетом чаек. Оба молчали. Наконец Джерри сказал:

— Ной не хотел делать вам больно. Он просто ничего не мог с собой поделать.

— Я знаю, — тихо ответила Энн. — Ной никогда никому намеренно не сделает больно, никогда никого не обидит.

— Нет, я имею в виду, что он должен был уехать. Но обязательно вернется!

Лицо Джерри было напряженным.

— Ты ведь знаешь, где он находится, Джерри! — задыхаясь, воскликнула Энн, хватая мальчика за руку. — Знаешь, не так ли?

— Нет. Во всяком случае, не точно. Но знаю, что он уехал не для того, чтобы расстаться с вами.

В глазах Джерри она читала просьбу, почти мольбу больше ни о чем его не спрашивать. Но внять этой мольбе у Энн уже не было сил.

— Что тебе известно, Джерри? — потребовала она.

— Я не могу… — зашептал мальчик. — Пожалуйста, не спрашивайте меня! Я обещал Ною… И не могу его предать!

— Ты прав, Джерри. Я знаю, как много для тебя значит Ной. И никогда не стану просить нарушить данное ему слово.

— Я просто хотел, чтобы вы знали: он уехал не потому, что не хотел быть рядом с вами. И, наверное, очень бы переживал, увидев вас в таком настроении!

— Что ж, Джерри, спасибо тебе. Мне уже стало легче после твоих слов.

— Значит, теперь все опять хорошо? — заулыбался мальчик.

— Да. Я снова начну думать о своей работе. А то я ее совсем забросила.

— Мартин очень беспокоится об этом.

— Сама виновата. Надо будет с ним поговорить.

Энн почувствовала угрызения совести. Из-за нее нервничает Джерри. Из-за нее же ночами не спит Мартин. Так не годится!

На четвертый день после бегства Ноя Энн мыла пол в главном здании приюта. Было утро. Розмари отказывалась вставать с кровати. И хотя Энн предложила посидеть рядом, старая женщина отказалась, грубо сказав, что не хочет видеть рядом с собой незнакомку, пялящую на нее глаза. Энн решила не принимать эти слова близко к сердцу и долго искала, чем бы заняться. Наконец решила вымыть полы.

Из кухни ее изгнал Эд, сказав, что ему надо печь булки, чего он никогда не делает в чьем-либо присутствии. Энн это показалось смешным, но одновременно подняло настроение. Все дети уже были на берегу. Она могла бы присоединиться к ним. Но подумала, что своим пасмурным видом только будет им мешать. А потому старательно терла тряпкой половицы. Делать это она умела не лучше, чем готовить или стирать. Но надо было чем-нибудь заняться, чтобы хоть немного отогнать от себя мрачные мысли.

Энн пришлось одной переживать внезапное исчезновение Ноя. Можно было бы понять этот жест, если бы он хотел избавиться от ее присутствия. Но судя по тому, что сказал Джерри, дело было никак не в ней. Тогда в чем же?